Искатель. 1976. Выпуск №4

Впереди на мысу виднелся памятник матросу на бывшем плацдарме. Гошке вспомнилось, что именно в эту пору высаживались десантники на пустой берег в то неправдоподобное время, о котором рассказывал еще отец и в которое беззаветно верила Вера. «А вдруг и тогда был такой ветер? — мелькнула мысль. — Где же они тут грелись? Не может человек долго быть на таком ветру и не отдать богу душу. А ведь они, наверное, еще и промокли, когда высаживались?» «Своим паром грелись», — вспомнил слова отца. Гошка попрыгал на вязком песке и плюнул. «Брешут, так не нагреешься!»

И вдруг ему пришла в голову простая мысль: «А чего он-то сюда прется?» И вспомнилось читанное давным-давно, будто преступника всегда тянет на место преступления. Он даже остановился, так поразила его эта мысль, и почувствовал себя маленьким, беспомощным. Захотелось заплакать, как когда-то в детстве, чтобы прибежала Веруха, погладила по голове.

— Не пойду я туда! — сказал Гошка и решительно повернул обратно. Но через несколько шагов снова остановился. Ему показалось просто глупым быть тут и не поглядеть. Мало ли что? Потом как бы не пожалеть…

Подгоняемый ветром, он добежал до памятника и растерянно заметался глазами: возле никого не было. Ветер успел выровнять песок, замести все следы. Но что больше всего поразило Гошку — не было и окурка, который Дрын так ловко прилепил к каменному подбородку матроса. Неужели таксист очухался? Значит, ходи теперь и оглядывайся, как бы не узнал?..

Он обошел памятник, сел на песок, привалившись спиной к холодному бетону. Мысли бегали по кругу, словно заводные игрушки в «Детском мире». Шантаклер, Дрын, журналы с картинками… Журналы — это, пожалуй, хуже всего будет. За торговлю порнографией на поруки не берут. И таксист. Хорошо, если жив. А если нет? Тогда уж совсем деваться некуда. Тогда — хоть на край земли… Зубы стучали от холода. Хотел застегнуть пуговицу куртки и не смог — пальцы соскакивали, не хватало сил сжать их. Было как во сне, когда хочешь ударить, а руки не слушаются, хочешь схватить и не можешь.

Вслед за ознобом откуда-то из внутренних карманов куртки пополз страх. Ему показалось, что вот сейчас здесь, на песке, он упадет и замерзнет. Будет звать людей, и никто не услышит, будет плакать — никто не пожалеет. Он встал, опираясь на подгибающиеся руки, и побежал по песку, падая и снова вскакивая…

Добравшись до окраинных домов, вбежал в первый же подъезд и только там успокоился, согревшись. Он стоял под лестницей и покуривал, гоня от себя воспоминания о только что пережитом страхе и думая, что жизнь, в общем-то, довольно снисходительна, что в ней всегда найдется чей-нибудь дом, готовый обогреть. Вспомнился вчерашний разговор с Кастикосом, и ему стало совсем хорошо: это была всем идеям идея, одним махом разрубала Гошкины узлы.

По лестнице сошла старушка, проворчала, проходя мимо:

— Курят тут всякие!

— Иди, иди, бабуся! — добродушно сказал Гошка.

Лучше бы он промолчал. Старушка оказалась из тех, кто убежден, что общественная активность прямо пропорциональна тону голоса. Через полминуты на лестницу начали выглядывать люди, и Гошка рассудил, что самое разумное для него — «слинять» теперь же.

На улице снова догнала холодная дрожь. Шел и удивлялся способности норд-оста продувать до костей. Пробежался немного, стараясь разогреться, но из этого ничего не получилось — только запыхался. Посиневший, со сбившимся дыханием, он ввалился в фойе музея и остановился, оглушенный тишиной.

— А, Верин ребенок?!

Перед ним стояла подруга Веры, Нина Корниенко, насмешливо улыбалась. Когда-то они дружили, когда ходили в кино, сидели там, прижавшись плечами. Бабы говорили, что они как два сапога — всегда вместе. Но, как видно, не всякие два сапога — пара. Как-то Нина увидела его с другой, и с тех пор в кино вместе они уже не ходили.

— А, баба Нина! — мстительно сказал Гошка.

Нина была на два месяца старше. Прежде на это прозвище она обижалась, а теперь только засмеялась снисходительно.

— Мне кажется, что разница в возрасте увеличивается, такой ты беспомощный. На месте Верки, я б тебе устроила веселую жизнь.

— Я зарабатываю столько, что тебе и не снилось. Дай бог загашник.

— Твоего загашника на передачи не хватит.

— Придержи язык!

Нина расхохоталась.

— Вот если бы ты на себя так прикрикнул. Может бы, одумался?

— Не беспокойся, не пропадем.

— Это пусть Верка беспокоится. Жалко ее, дуреху.

— Погоди, скоро у меня все будет.

— Все или ничего? Узнаю старые песенки.

— Дело беспроигрышное…

В фойе выбежала Вера, как всегда, сияющая при виде братика. Гошка отвел ее в сторону, сказал, что очень любит, но будет любить еще больше, если она сегодня уйдет ночевать к Нинке или еще к кому-нибудь и придет домой не раньше, чем завтра после работы… Но, всегда такая сговорчивая, Вера вдруг заупрямилась.

— Пограничник твой придет, да?