Терехова уже перенесли в помещение штаба, в комнату, которую он сам облюбовал себе и из которой так поспешно бежал, когда увидел за окном стремительно мчавшихся всадников.
— А вот двадцать три красноармейца уже не оживут, — продолжал командир полка. Терехов не видел его лица, так как тот сидел в углу, куда не попадал свет лампы. — Ты говорить можешь?
— Могу, — неохотно отозвался Терехов.
— Как все случилось?
— Не знаю…
— Ну, ну… Твое счастье, что веревка гнилая оказалась…
Через полчаса пришли Волох и Шапошников, которые от уцелевших красноармейцев узнали кое-что о случившемся. Узнали и о позорном бегстве Терехова, которое лишило отряд возможности организовать оборону или совершить отход с боем и с меньшими потерями. Волох отказывался верить рассказам красноармейцев, ведь он отлично знал личную храбрость Ивана Вениаминовича по совместной разведывательной вылазке в тылы Добровольческой армии. Шапошников тоже недоумевал. По дороге к штабу оба решили не говорить всего командиру полка в присутствии Терехова. Алексей с мрачным недоверием выслушал их доклад, хмуря смоляные брови и бросая полные презрения взгляды на молчавшего Терехова.
— Интересно, что это за сатана такая? — не без доли восхищения спросил Алексей. — Какая она из себя? Что говорят?
Шапошников неумело набросал портрет атаманши, ссылаясь на данные Ильи Горбунова. Молодая, красивая, отчаянная, с мужиками не балуется, держится строго… и все.
— Ну и портрет… Любая красивая бабенка может быть на подозрении… Вот что, дорогие товарищи! — Христов решительно встал. — Связана эта баба с Ропотом или нет, но банду я приказываю уничтожить! Тебе все ясно, Шапошников?
— Так точно, товарищ командир полка! — вытянулся Шапошников. — Когда прикажете выступать?
— Через два часа чтоб выступили. Нельзя дать ей далеко уйти!.. Я останусь здесь. Держите постоянную связь… Сергей, — обратился он к комиссару, — ты здесь останешься?
— Нет, с эскадроном. Сегодня Лабунца ранило, так заменю его… Шапошникову мешать не буду…
— Это я тебе и хотел сказать! Ты хоть и толковый мужик, а все ж лучше, когда один командует.
Неделю эскадрон Шапошникова метался от станицы к станице — банда как в воду канула. Комэска, памятуя разгром в Лабинской, не рисковал разделить эскадрон на два параллельно действующих отряда и ограничивался лишь авангардными действиями разведвзвода Горбунова, но и они не приносили определенных вестей. Единственное, что удалось узнать, — это точное описание внешности атаманши. Выслушав разведчиков, Сергей Волох задумался, помрачнел, замкнулся…
В станицу Предгорную эскадрон вступил в полдень. Шапошников не стал даже посылать туда разведчиков, не надеясь застать банду. Он не ошибся, но оказалось, что еще утром проклятая баба была здесь, разбив прибывший вчера продотряд и повесив на майдане председателя только что созданного сельсовета.
Командир эскадрона расположился в том самом доме, где ночевала ненавистная ему атаманша. Дом был большой, недавней постройки, на высоком каменном фундаменте; напротив дома — обмазанный глиной пустой сарай, двор совершенно голый, без единого деревца и не обнесенный традиционным плетнем, хотя возле сарая лежали заготовленные колья и прутья. Из этого дома, как отметил про себя Шапошников, хорошо просматривались все прилегающие улицы, да и отдавать распоряжения можно было прямо из окон.
В который раз подивившись небабьей смекалке атаманши, комэска мрачно обошел все три комнаты дома, сопровождаемый полненькой моложавой хозяйкой, с любопытством, без всяких намеков на стеснение, глазевшей на огромного командира. В спальне он обратил внимание на широкую, еще не убранную деревянную кровать. Перехватив его взгляд, хозяйка игриво пояснила:
— Здеся вот нонче и ночевала Марусенька. Только что за сон без мужика?!
— Марусенька? — возмутился Шапошников. — Пошла вон отсюда!
— Господи, да что ж это делается! — слезливо затараторила она, прижимая к глазам передник. — Из собственного дому гонят? Кто ж поможет разнесчастной вдове?
— Федька! — заорал Шапошников.
В горницу влетел лоснящийся от пота, голый по пояс ординарец.
— Убери ее отсюда!
— Куда?
— Сунь в подклеть. И покуда не прикажу — не выпускай!
Федька схватил упиравшуюся хозяйку за руку и потащил за дверь.
— Вот стерва, — проворчал Шапошников. Сбросив с плеч бурку, он с минуту блаженно сидел на лавке у окна, наслаждаясь комнатной прохладой, потом высунул в окно свою черную папаху и тараканьи усы. — Федька!
— Чего? — отозвался тот с веранды.
— Покличь комиссара.
— А где он?
— Это ты должен знать. Давай побыстрее!
Федька ловко перескочил через перила и босой, в одних штанах побежал по улице.
— Стой! Сукин ты кот… — понеслось ему вдогонку.
Федька неохотно вернулся.
— Ты почему в одних портках?
— Жарко ведь, — оправдывался ординарец.
— А вдруг банда?… Штанами отбиваться будешь?
— Какая тут банда… — ворчал Федька, быстро одеваясь. — Небось дрыхнут где-нибудь в холодке… Все! Можно идти?