Когда глаза свыклись с полумраком, Волох разглядел скорчившегося на полу Горбунова, который молча глядел на комиссара сквозь щелки распухших век на окровавленном лице.
— Больно? — сочувственно спросил Сергей, усаживаясь рядом.
— Ничего, уже отошел, — отозвался разведчик, с трудом шевеля распухшими губами. — Жаль, не успел вас предупредить.
— О чем?
Илья коротко рассказал о подслушанном Федькой разговоре в бане.
— Это было бы ни к чему.
— Чего так?
— Меня жена об этом предупреждала. Но я не мог уйти.
— Почему?
— Сам не понимаешь? Уйди я — и банда уйдет. У Ропота сил останется больше для восстания… Потом, мне кажется, нам готовят ловушку. Ропот ведь понимает, что я пришел в разведку не один и что данные о расположении банды уже известны в эскадроне. Но он не приказал им покинуть Глинную, а лишь распорядился арестовать меня и доставить к нему. Значит, Шапошникова здесь ждут. Точнее, ждет Ропот, а атаманше об этом не говорит. Ведь военная логика подсказывает, что для уничтожения банды нужно окружить ее. Но в этом случае силы эскадрона, и без того небольшие, будут распылены, и не составит труда разгромить его… Если Шапошников послушает меня, нанесет направленный удар силами всего эскадрона, то сможет и урон нанести, и себя уберечь… Здесь все решает время: если успеют в ближайшие два-три часа — успех будет…
— А почему позже не будет?
— Психологический фактор, — невесело усмехнулся Волох. — Скоро на майдане должны казнить меня. Любопытных соберется много… Потом банда уйдет и будет жалить злее прежнего…
— Ты чего здесь крутишься, дед? — раздался голос снаружи.
— Узнать хочу, — захрипел в ответ голос деда Григория. — Чего с внуком моим будет?
— Вот гад! — со злостью буркнул Илья.
— А чего с ним будет, — равнодушно ответил один из часовых. — Должно, повесят вместе с комиссаром.
— Ты на майдане посмотри, — посоветовал другой. — Коль виселицу на двоих делают, знать, там и встретишь опосля своего Илюху.
— Благодарствую, — сухо ответил дед. — Карпыч, подь ко мне на немножко. Дело есть…
Карпыч неохотно вышел из тени амбара. Вскоре вернулся.
— Чего это он? — спросили его.
— Да так, наган просил…
— Какой еще наган?
— Да что у Ильи ночью отобрали.
— А на что он ему?
— Память, говорит… Да еще боится. Красные придут, ему тоже петельку накинут.
— Отдал?
— Отдал. Пущай потешится! Поди, и в руках держать не сможет…
— Гляди, как бы у твоего брюха не подержал…
Карпыч хмыкнул что-то неразборчиво.
Илья призадумался. Видимо, дед что-то затевает. Вряд ли он всерьез станет думать о защите. В его возрасте смерти не боятся. Ее ждут как высшего блага, как избавления от непосильного бремени жизни. Но что он задумал? В душе шевельнулась смутная надежда…
— Станичники! — весело зашумел разведчик. — Хотите, расскажу, как Карпыча женили в первый раз?
— Гляди-ка, оживел?
— Давай, Илюха, сбреши напоследок!
— А ты что, у него сватом был?
— Заткнитесь, коль слушать хотите! — крикнул Илья. Когда караульные утихомирились, начал рассказ, лукаво поглядывая на грустного комиссара: — Когда Карпыч молодой был, народ тогда еще темнее вас, дурандосов, был. Карпыч вон до двадцати годочков без штанов в одной длинной рубахе бегал, песочком игрался: наберет песочку в подол и бежит через всю станицу…
Казаки начали сдержанно посмеиваться. Карпыч усиленно зашмыгал носом, пытаясь сохранить невозмутимость.