Искатель. 1977. Выпуск №6

— …а у Аншельмо, мир праху его, были, думаю, швои ключи и, кроме того… — Консуэло пожала плечами и состроила какое-то подобие улыбки. — Но к чему вам эти мои шлова, ешли я на шамом деле ничего не жнаю определенно. Это лишь предположения…

— Ничего, не беспокойтесь, продолжайте, — любезно попросил следователь.

— Хорошо, полагаю, что у Рейнальдито, его шына, были швои ключи… и, наверное, также у штаршего шлуги.

— А в письмах, которые вы от них получаете, не шла речь о каком-нибудь конкретном слуге?

— О, нет. У наш ш ними нет поштоянной перепишки. Ешли память мне не ижменяет, пошледнее пишьмо они нам отправили, когда умер Аншельмо; пошле этого ни одного пишьма мы от них не получали.

— А вы помните их слуг? Знаете ли, что с ними стало? Где они сейчас? — допытывался лейтенант.

— Видите ли, ш тех пор как уехал мой деверь… мир праху его, я больше не видела его шлуг. Вот только Хулию, няньку девочки, вштретила примерно год нажад в универмаге; но адреша ее я не жнаю.

— Но вы с ней о чем-то говорили? О чем-то, что может нам помочь определить, где она сейчас проживает?

— Нет, мы говорили очень мало. Я только шпрошила ее, у кого она шейчаш работает, и она ответила, что уже перештала работать у хожяев, что выучилашь и теперь работает учительницей в какой-то школе в Штарой Гаване.

— Что же, спасибо и за это. Извините, у вас есть телефон?

Хосе-Рамон кивнул и продиктовал ему номер. Записав его в блокнот, Сарриа приказал младшему лейтенанту:

— Эрнандес, позвони в Управление школ и сделай запрос по поводу учительницы, которую зовут Хулия… как ее фамилия?

— Бланко. Я это хорошо помню, потому что нет ничего более далекого от цвета ее кожи.[2]

— Хулия Бланко. Год назад работала учительницей в Старой Гаване.

Когда Эрнандес прошел в другую комнату, где стоял телефон, Сарриа спросил вдову:

— Сеньора, нам известно, что ваш сын отбывает наказание за кражу. Когда у него последний раз была увольнительная?

— Шейчаш шказку… на прошлой неделе.

— Стало быть, позапрошлую ночь он провел в колонии?

— Да… да, именно так.

А Эрнандес в это время уже благодарил кого-то по телефону.

— Отлично. Да, это именно те данные, которые нам нужны. Большое вам спасибо, компаньеро.[3] — Он повесил трубку и вернулся на свое место.

— Итак, прошу нас простить за беспокойство, но, знаете, когда ведешь следствие, приходится причинять беспокойство людям, — начал прощаться Сарриа. — Дело в том, что один из бывших слуг Ансельмо Молины задержан в связи с воровством, и мы хотим поглубже изучить его прошлое, его связи, — солгал лейтенант и направился к выходу.

Консуэло Родригес и ее сын проводили их. Уже на улице Сарриа спросил, указывая на «Опель-58», стоявший перед домом на тротуаре:

— Это ваш автомобиль?

— Семейный, — ответил сын. — Им пользуюсь я… и мой брат, когда ему дают увольнительную.

— Мне кажется, я видел эту машину позавчера, примерно в половине двенадцатого ночи, на бульваре Прадо. Я запомнил, потому что ехал по улице Сан-Рафаэль и вынужден был резко затормозить, чтобы пропустить эту машину, — снова солгал следователь.

— Сожалею, что приходится возражать вам, — с любезной улыбкой ответил Хосе-Рамон, — но в тот вечер я не выходил из дома. Мама себя плохо чувствует, и я здесь за ней ухаживаю.

— В таком случае я, должно быть, обознался и…

— Ага! — что-то вспомнив, оборвал его Хосе-Рамон. — Как раз в то время, о котором вы упоминали, нам позвонил врач и поинтересовался состоянием ее здоровья. Не правда ли, он позвонил примерно в половине двенадцатого, мама?

— Да, шын мой, именно так. И он еще отменил инъекцию, когда ужнал, что я чувштвую шебя гораждо лучше… Это было для меня большим облегчением.

— Теперь я хорошо припомнил, — продолжал лгать Сарриа, — тот автомобиль был потемнее и без никелированных полос на дверцах. Ладно, еще раз прошу извинить нас за беспокойство.

— Ну что вы, какое там беспокойство, — запротестовал Хосе-Рамон. — Мы всегда рады помочь властям.

— Приятно слышать, — сказал лейтенант, усаживаясь за руль своего «шевроле».

Эрнандес захлопнул дверцу, и машина с урчанием тронулась с места. На ближайшем углу она свернула вправо.

— Что ты выяснил насчет учительницы?

— Ее легко нашли. В Старой Гаване она уже не работает. Сейчас преподает в начальной школе здесь же, на Ведадо, углу Четвертой и Тринадцатой улиц.

ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНАЯ ПОДРОБНОСТЬ

Не прошло и десяти минут после того, как двое следователей явились в дирекцию школы, как они уже беседовали с высокой чернокожей женщиной. За ее добродушным выражением лица угадывалась определенная твердость характера; сочетание этих двух качеств наверняка помогало ей быть отличной учительницей младших классов.

— Я работала у них до той поры, когда «сеньора» увезла девочку за границу; это случилось за полгода до того, как они навсегда оставили свой дом и страну. — Сказав это, учительница на миг опустила голову, затем продолжила: — Отъезд девочки потряс меня. Я ее любила, да и она меня тоже — ведь почти с самого своего рождения она была под моим попечением и несравненно больше времени проводила со мной, чем со своей матерью.