Искатель. 1978. Выпуск №1

— Так где прикажете отбывать три наряда вне очереди? На кухне или, быть может, полы продраить в казарме?

— Виноват, товарищ старший лейтенант, — смущенно пробормотал командир отделения разведчиков. — Не знал я, что вы стукнули.

— Чего уж там виноват! Виноват действительно был я. Однако и вы не безгрешны — права на три наряда у отделенного вроде бы нет. Один, уж так и быть, отстою — попрошусь на воскресенье дежурным по части, а три — шалишь: жаловаться буду. — И, улыбаясь в темноте, добавил: — Хорошо, что виновник-то знающий оказался. А попадись вам хотя бы вон Чехов — отработал бы небось все три безропотно. Так, Чехов?

— Не знаю, — смущенно отозвался один из разведчиков.

— Зря. Уставы положено знать. Ну и выполнять, разумеется.

Сержант Дегтярев, кряжистый, хмуроватый ворчун, беспокойно ерзал на сиденье. Ох этот старший лейтенант Плотников! Всякую промашку твою не замедлит вышутить. И необидно вроде говорит — вот как сейчас, всячески власть сержантскую возвышая, но оттого особенно неловко. Лучше бы уж поругал откровенно — пусть даже при солдатах. Только ругаться Плотников, кажется, не умел. И разговора он больше не возобновлял — машина с разведчиками приближалась к «ничейной» полосе.

* * *

Даже великие реки перестали быть серьезным препятствием для воюющих армий. Но когда в бою наступает равновесие сил, обе стороны ищут естественные рубежи, способные хоть как-то обезопасить войска от внезапного удара. Вот почему реки и теперь довольно часто становятся той «ничейной» полосой, что разделяет противников. Так и произошло на учениях, когда «восточные» уже не могли больше наступать, а «западные» еще не имели сил перейти к серьезным контратакам — река легла между ними разделяющим рубежом. Лишь в одном месте, огибая широкую холмистую возвышенность, она круто уходила в расположение «западных» и, пробежав несколько километров голубой рокадой, возвращалась на линию переднего края. Почти вся широкая излучина ее оставалась в руках «западных», представляя собой великолепный плацдарм. Целый день «восточные» яростными атаками пытались очистить излучину, сбросить противника в реку, однако тот слишком хорошо понимал цену плацдарма и держался изо всех сил, готовя контрудар. Резервы «западных» скорым маршем шли к переднему краю, и становилось ясно, что к рассвету они совершат бросок через реку в тактической глубине своей обороны, чтобы с ходу вонзить ударные клинья в неустойчивые еще позиции «восточных», для которых жизненно важным было теперь знать: когда это может случиться?

Подразделение, где служил Плотников, действовало на стороне «восточных». И когда командир вернулся под вечер из штаба, его озабоченный вид сразу насторожил Плотникова.

— Нынче один хороший разведчик может стоить полка, во всяком случае усиленного батальона, — многозначительно заговорил капитан. — Приказано через час доложить план засылки в ближний тыл «западных» разведгруппы. Задача — установить время и место переправы танков. По сути, это время начала наступления противника. Так-то вот, Алексей Петрович…

Плотников был новичком в разведподразделении. Четыре месяца назад он еще «командовал» комсомольской организацией отдельного батальона, а едва принял разведвзвод, новая забота свалилась. Ушел на повышение замполит, и капитан, помня о прежней должности Плотникова, сказал ему: «Придется вам, Алексей Петрович, взять пока на себя комиссарские обязанности — нового замполита нам скоро не обещают. За взвод ответственности с вас не снимаю, тем более что и заместитель у вас надежный, но политработу попрошу считать главным занятием…»

Словом, и командиром-то Алексей не успел себя почувствовать всерьез, однако капитан по всякому сложному делу приглашал его на совет. Правда, исполнителями боевых задач он чаще назначал других взводных командиров, и это немного задевало самолюбие Плотникова. Зато утешало внимание, с которым выслушивал капитан его советы, особенно если надо было выбрать подходящих людей. Он словно показывал Плотникову, что готов с ним делить на равных полноту ответственности за людей, за оценку их достоинств, и это казалось необычным. Потому что был ротный упрям, властолюбив и крут, возражения выслушивал с немалым трудом и не скрывал этого. Его недолюбливали, но самого капитана такое обстоятельство вроде ничуть не расстраивало. Оттого-то многих удивляло, что ротный ни разу не упрекнул Алексея за его врожденную мягкость, за комсомольскую привычку беседовать, советоваться, спорить с солдатами и сержантами с откровением и страстностью равного. Быть может, капитан заметил, что разведчикам нравились в старшем лейтенанте простота и доступность и ни один из них не позволял себе переступить границы воинской субординации в обращении с Плотниковым.