Я не понял, о чем он говорит, и остановился с очередным вопросом. Но тут сам увидел огонек, струйкой метнувшийся к ближайшей сосне. Он был настолько мал, что я не придал ему значения. Но, вспрыгнув на сосну, огонек тотчас превратился в огонь, высоко побежал по сухой коре. Я сбивал его сапогами, подпрыгивая и задирая ноги, бил по коре лопатой, но он был проворней меня, ускользал на другую сторону ствола и там забирался выше. И тут я почувствовал настоящий страх. Подумал, что вот сейчас огонь вспорхнет в крону и тогда его не достать никакой лопатой — побежит по верхушкам, не догонишь. И, совсем не отдавая себе отчета, кинулся на сосну, сбивая огонь чем только мог, даже рукавами своей мигом почерневшей куртки. Я прыгал возле сосны, удивляясь тому, что никто не бежит ко мне на помощь. Мне казалось, что тут у меня-самая главная позиция…
Уже потом, когда мы, черные, неузнаваемые, покуривали в стороне и, поглядывая на обгоревшую поляну, радостно вспоминали эпизоды этой короткой схватки, до меня вдруг дошло, что у каждого была своя главная позиция. Потому мы справились с пожаром, что каждый осилил его на своем месте. Так, наверное, бывает в бою: побеждают только тогда, когда побеждают все. Нет в бою неважных позиций, через любую может просочиться враг…
Восходившее над морем солнце румянило все вокруг. Даже лицо старшины, с грустью оглядывавшего наше обмундирование, выглядело в розовом утреннем отсвете вполне жизнерадостным.
— Ох уж этот седьмой участок! — вздохнул старшина.
И только тут до меня по-настоящему дошло: не слишком ли много событий для одного места? Случайны ли совпадения?
Я собрался сказать об этом начальнику заставы и встал, чтобы пойти к нему, как вдруг увидел за обгоревшим кустарником у подножия большого камня черное пятно ниши. Ничего о ней прежде я не слышал, поэтому, раздвинув обгоревшие кусты, заглянул внутрь. Ниша была неглубокой, в ней лежала россыпь сухой пыльной щебенки. Не найдя ничего интересного, я снова направился к начальнику, но, прежде чем успел произнести свое «Разрешите обратиться», услышал команду:
— Застава, строиться!
И побежал в строй, решив, что скажу о своих подозрениях в другой раз.
Но едва мы вернулись на заставу, как началась обычная наша круговерть, еще ускоренная тем, что старшина определил коротко и ясно: «Привести себя в порядок». Дома такое событие, как тушение лесного пожара, каждого из нас на неделю выбило бы из колеи. Свалив испачканную порванную одежду на многотерпеливых мам и бабушек, мы ходили бы в кино, пили лимонад или еще что-нибудь, пропускали уроки в школе. Здесь на все про все старшина дал два часа. А кому согласно боевому расчету надо было на службу, и того меньше. И в этих заботах, которые почему-то вовсе не казались нам утомительными, а даже веселыми, в этой начавшейся беготне я вовсе забыл о совпадениях, связанных с седьмым участком.
А потом пришла Таня, подозвала меня к калитке, сказала обиженно:
— Вы, что же, заб-были?
— О чем? — взволновался я. Не столько тем, что мог что-то забыть — это со мной бывало, — сколько ее тоном, заставившим меня судорожно соображать: не пообещал ли вчера чего лишнего.
— Там уж м-мальчишки начали к-копаться, а вы все тянете.
— Я тяну?
Мне захотелось сказать, что сегодня такой день — не до раскопок, но устыдился: ведь и в самом деле не вспоминал о них. К тому же меня обеспокоили эти мальчишки. Разве их теперь остановишь? Найдут старый окоп, разроют, расхватают все…
— Погоди, Танюша, — сказал я, с нежностью погладив ее по плечу. И, даже не обратив внимания на округлившиеся от такой фамильярности глаза, побежал в канцелярию.
Начальник и теперь оказался на высоте. Ничего не сказал, только поморщился, когда я напомнил об обещанных на сегодня раскопках. Посмотрел какие-то свои записи и махнул рукой:
— А, ладно, позовите прапорщика.
Через четверть часа мы, все еще не отчищенные, стояли в строю и слушали вдохновенный рассказ начальника заставы об Игоревом письме, без его концовки, разумеется, о наших поисках Иванова окопа, о необходимости произвести раскопки.
Скучать на заставе никому не приходится, но я не знаю ни одного пограничника, которого не мучила бы жажда приключений. Желающих теперь же взяться за лопаты оказалось даже больше, чем лопат. Начальник заставы сам отобрал шестерых, как он сказал, менее занятых по службе. Игорь Курылев тоже оказался в числе «незанятых», что меня вначале удивило, — ведь говорил же о его боязни. Но, поразмыслив над этим решением начальника, я согласился с ним: что за анахронизм — боязнь у пограничников?! Боишься или нет, будь добр, если надо, взять себя в руки…