К середине XXI века — значительно позже, чем полагали футурологи, — земляне наконец-то добились определенного единства действий в масштабах всей планеты. Первые международные объединения стали строить мощные космические корабли, скоро посетившие все уголки солнечной системы. Были установлены регулярные сообщения с Венерой, Марсом и «рудничным чудом» — Меркурием. На этих рейсах безотказно трудились испытанные за полвека ядерные планетолеты: в экспедициях к внешним планетам «обкатывались» термоядерные, а затем и аннигиляционные модели. Наконец, в конце 70-х годов общеземными усилиями были собраны в открытом космосе первые релятивистские великаны, предназначенные для посещения ближайших звезд. Ни один сверхтугоплавкий рефлектор не выдержал бы импульсной аннигиляции на протяжении нескольких лет, поэтому «зеркала» новых кораблей были настолько огромны, что фокус сгорания находился в десятках километров от их поверхности. Для безопасности экипажа многокилометровые трубы-тоннели соединяли двигатель с жилым корпусом, одетым в чудовищную броню из металла и магнитного поля. Носовой квантовый преобразователь, вынесенный далеко вперед, время от времени создавал «псевдомассу» с колоссальной гравитацией — это делалось для улавливания рассеянного межзвездного вещества. Понятно, что такой «корабль» — тончайшее вогнутое зеркало размером с большой город, подвешенное к длинной гирлянде из труб, тросов, разгонных сопел и бронированных шаров, — такой «корабль» не мог не то что совершать посадку, но даже приближаться к планетам. Впрочем, от звездолета требовалось только подойти к объекту и лечь на дальнюю орбиту: для дальнейших исследований были приторочены к «гирлянде» обычные атомные ракеты.
Как водится, несколько видных ученых немедленно выступили с восторженными заявлениями, из коих явствовало, что данная система звездолета является идеальной потому-то и потому-то (следовали формулы) и в ближайшую тысячу лет может претерпеть лишь частные усовершенствования.
В трех первых, очень близких релятивистских полетах участвовали только автоматы. «Сжатие» пространства-времени для летящего корабля, возрастание массы — все эти отвлеченные физические категории были изучены экспериментально. Затем состоялся полет одиннадцати человек в сторону Проксимы Кентавра, достаточно удачный, но, увы, не много прибавивший к сообщениям автоматов. По трассе в четыре световых года было невозможно вести корабль с субсветовой скоростью, — едва разогнавшись, пришлось бы тормозить. Значит, не состоялась главная проверка, проверка реакций человека на максимальные релятивистские эффекты.
Вскоре после возвращения экспедиции с пустынных планет Проксимы — экипаж отсутствовал одиннадцать собственных лет и пятнадцать земных — были закончены расчеты траектории в 74 световых года полета к белой звезде, от которой поступали некие осмысленные радиосигналы. С предельным ускорением, какое выдержат космонавты в течение долгого времени, светолет разгонится не менее чем до «восьми девяток после нуля» и пройдет путь до звезды за четырнадцать собственных лет.
Именно для этого района, вызвавшего бурную полемику как в ученых кругах («безумная авантюра», «жертвоприношение»), так и среди широких слоев населения («забрать у Земли столько энергии!»), был построен суперсветолет «Титан» со стокилометровым зеркалом и добавочными баками антивещества, превосходивший своего «кентаврианского» собрата по величине, как кондор ласточку. Резервное топливо предназначалось для регулярных радиопередач, в то время как другие светолеты имели возможность послать импульсы дальней связи только два-три раза во весь полет, — скажем, сообщить о прибытии к месту назначения или об обратном старте.
И «Титан» говорил с Землей. На протяжении многих десятилетии рассказывал обо всем, что творилось на его борту. Удивительными были эти передачи, искаженные замедлением времени, — от импульса до импульса проходили часы и сутки, хотя корабельный радист стучал ключом с профессиональной скоростью. Редкие, полустертые межзвездным шумом сигналы складывались в страшные своим лаконизмом рапорты о том, как на скорости в «семь девяток» любая пылинка, летящая навстречу, устраивает мощный взрыв на броне, как растет поток заряженных частиц, проникающих сквозь поле, и поднимается радиация в жилом корпусе; как бесконечно возросшая масса тел заставляет экипаж постоянно лежать в ртутных ваннах; как медленно умирают раненые или облученные космонавты, и никто не в силах сдвинуться с места, чтобы им помочь… Многие сообщения были бесценными для науки, но страдания экипажа «Титана» лишали спокойствия всю Землю. И мало-помалу строители звездолетов сворачивали с привычных инженерных путей…
На пятьдесят восьмом «земном» году полета передачи прекратились. «Титан», грандиозный, как ни одно из сооружений в истории цивилизации, овеянный более трагической славой, чем корабли полярных первопроходцев или венерианские десанты, окончательно ушел в темноту, в небытие, быть может, не являвшееся смертью, но равное ей.