Искатель. 1979. Выпуск №2

— Не отставай, Искра! — говорю я и залпом выпиваю рюмку. — Ракия изумительная штука! Напиток напитков! У нее есть вкус и запах, и не говори, что они кошмарны. Или ты думаешь, что «Метакса» — эта греческая дрянь, именуемая коньяком, — лучше водки? Ну только не лги. И не морочь мне голову, что лукум вкуснее луканки. Любая колбаса, даже не луканка, сытнее и полезнее сладкого крахмала. Не так ли? И, кроме того, учти — хотя ты этого и не знаешь — от лукума толстеют. Жиреют до невозможности, становясь бочками с салом. Ты хочешь стать бочкой с салом? Ну, ну, не хмурься, до этого далеко. Верное слово, не будь я Слави!

Я выпаливаю эту галиматью, не выбирая слов, и при этом стараюсь посмотреть на дверь, от которой, лавируя меж столами, идет молодой человек в примятой шляпе. Я его никогда прежде не встречал, но ему не надо доставать жетон, чтобы представиться.

Глаза Искры до краев затоплены недоумением.

— Ну и ну, — говорит она. — Не стоит тебе пить, бай-Слави. Одна рюмочка, а поди ж!

Я киваю ей и поднимаю руку.

— Любезный! Еще две ракии и шоколад для барышни. Швейцарский! С коровой на бумажке.

Я пьян, я вдребезги пьян. Не надо быть Сократом, чтобы понять это. Провинциальный житель Слави Багрянов гуляет напропалую, спуская левы. А, не жаль! Живем только раз, и не каждый день удается подцепить на улице барышню.

Господин в шляпе огибает столик и становится за спиной Искры.

— Здравствуй, детка.

Крупная рука с короткими пальцами легонько похлопывает Искру по плечу.

— Ты сиди, сиди… Твой брат? Небось двоюродный?

— Господин Петков! Откуда ты взялся?

Петков таинственно прищуривается.

— Секрет! Так ты не ответила — твой родственник?

Искра поправляет вуаль и с неудовольствием поджимает губы.

— Все шутишь. Знакомьтесь, господа: Слави Багрянов — Атанас Петков.

— Весьма польщен…

Петков кивает и садится, не подав руки. То, что он из полиции, это ясно. Выдает касторовая шляпа из запасов Дирекции — таких, насколько, мне известно, нет в продаже. Какая-нибудь шишка из отдела нравов? Или он служит в ДС?[2]

Обдумывая это, я не забываю придвинуть Петкову рюмку ракии. Озноб тихо карабкается по спине, стискивает шею, и я изо всех сил стараюсь выглядеть беспечным.

— За знакомство. Слушай, Искра, ты любишь песни?

— Смотря какие.

— Шопские, на два голоса. У меня, господин Петков, оч-чень приличный баритон. Не веришь?

— Почему же, — вежливо говорит Петков и смотрит на меня поверх рюмки. — У тебя и лицо хорошее. Красивое, фотогеничное. Ты, господин Багрянов, наверное, здорово выходишь на фотографиях.

«Фи вам!» — как говорят барышни в провинции. Никакого изящества! Но если тебе так нужно, я готов подыграть.

Две-три старые фотография я ношу при себе. В паспортной книжке. Они запечатлели для вечности физиономию Слави в числе других.

Петков небрежно рассматривает фотографии и словно невзначай листает паспорт. Я слежу за ним и чувствую, что озноб держит меня мертвой хваткой. Кровь начинает пульсировать в висках, и я слышу стук своего сердца.

— Хозяин! Ракии моему другу и рюмочку госпоже. И мне… За знакомство… Твое здоровье, господин Петков.

Ракия обжигает рот, вызывая спазм, но я бесстрашно вытягиваю губами последние капли, прищелкиваю языком. Что, что, а пить я умею. Алкоголь не берет меня, только в голове звенит.

— Хороша! Приезжай ко мне в Добрич, Атанас! Я тебя домашней угощу.

У каждой удачи есть пределы. Везение не может быть бесконечным. Оно как шагреневая кожа — отрываешь от него по кусочку, рискуя в один прекрасный день протянуть руку за новой порцией и не найти ничего… Вот так-то…

— Ты страшно милый, бай-Слави, — протяжно говорит Искра и наклоняется ко мне. — Пригласи меня в Добрич. Ладно?

Она порядочно набралась. Еще бы, четыре рюмки ракии! Напудренные щеки розовеют, пальцы вздрагивают, и сигаретный пепел сыплется на отвороты пальто.

— Валяй, — говорю я. — А ты что молчишь, Атанас? Может, я тебя чем-нибудь обидел? Не хочешь, чтобы зван Атанасом, не буду. Все равно ты мне по душе. Э?… Да ты что, и правда обиделся?

— Он не обиделся, — говорит Искра.

— А чего молчит?

— Да он всегда такой… Плюнь на него, бай-Слави!

Лоб Петкова собирается в морщины, уползает за кромку шляпы.

— Не вмешивайся, Искра!.. Послушайте, мне что-то скучно в этой сладкарнице. Не то место, где порядочные люди могут хорошо посидеть. Да и полдень скоро.

Полдень — время обеда. Священный час. София — большая провинция, где все встают на заре, набивают животы к полудню, ужинают с темнотой и в десять — баю-бай.

— Как хочешь, Атанас.

— Тогда пойдем отсюда. Я знаю одно местечко, где для нас с тобой найдется свободный столик. И кухня там — боже мой!

— А Искра?

— Прихватим и ее.

Я колеблюсь. Ровно миг, не дольше. Плащ мой вычищен и высох, ракия допита, и хозяин вот-вот закроет сладкарницу на перерыв. Паспорт и фотографии все еще лежат на столе. Я прячу их и мысленно скребу в затылке. Французы утверждают, что, когда двое пытаются надуть друг друга, один — заведомый дурак. Веселые они люди, французы…

— Ладно, — говорю я и тяжело поднимаюсь. — Пойдешь с нами, Искра?