Искатель. 1979. Выпуск №3

ции, что заметил в подвале неладное, и все полетело бы вверх дном. Ибо и в этом случае история с Лулчевым начала бы рисоваться в новом свете... Рубашка под мышками намокает — так бывает со мной всегда, когда удается не сверзиться в яму, но картина возможного падения еще слишком свежа, чтобы ее можно было отнести к безвозвратному прошлому.., Отвлекаясь, я заставляю себя переключиться с дня нынешнего на день минувший и вспомнить то утро, -когда фырканье автомобильного мотора разбудило меня. Что меня тогда поразило? Шаги и сдавленный женский крик. Точнее, несоответствие крика, в котором угадывался страх, со спокойной отчетливостью шагов. Тук-тук-тук. Равномерно и звонко. Женщина кричала и в то же время беззаботно шла к подъезду...

Петков покачивает ногой и молчит. В умении слушать он корифей, и я с огорчением понимаю, что напрасно жду вопросов. Их не будет. Придется все делать самому, уповая на то, что мое «только сейчас сообразил» не насторожило Петкова.

Поздно, — говорю я с видимым огорчением. — К сожа

лению, поздно удается разобраться в мелочах... Ничего не ис

правишь... Ладпо, черт с ним! Перейдем к сути или же хотите

еще о чем-нибудь спросить?

Предпочту послушать.

— Тогда об условиях? — спрашиваю я осторожно, готовый

в любой миг затрубить отбой. — Первое — свобода.

— Помню. Еще что?

Чистый паспорт. Без имени. Я его сам впишу.

Допустим... еще?

Двести пятьдесят тысяч левов. Можно предъявительским

чеком.

Все? — Голос Петкова звучит ровно.

Не совсем. Нужен еще пропуск. Наверняка в ДС есть

такие пропуска или удостоверения. Нет? Клочок бумажки ли

бо жетон, гарантирующий свободный проход, проезд и все та-

кое прочее.

Не знаю. Надо навести справки...

Вы — и не осведомлены? Ни за что не поверю!

Хорошо. Когда вы хотите получить вашу галантерею?

Утром перед визитом в храм.

После визита.

Я развожу руками, и сигаретный пепел сыплется мне на брюки.

До! Гарантии — так уж гарантии!

Чистый паспорт. А фото? Не прикажете ли вас здесь

сфотографировать?

Переснимите со старого.

Я подумаю, — холодно говорит Петков.

Он встает — подтянутый, свежий, будто и не было никакого разговора. Уверенным жестом прячет в карман сигареты и идет к двери.

Негромкий хлопок, и я остаюсь один. «Я подумаю...» Теперь уже ничего не изменишь. Остается одно — ждать.

117

17

...После решительного объяснения с Петковыы я заставил себя выползти из кровати, куда меня уложил Фотий, и теперь бро-жу по комнате, время от времени держась за стенку. Врач, привезенный Петковым, наложил мне на поясницу тугую повязку и, не сказав ни слова, покинул виллу. Это было позавчера, и двух суток мне хватило, чтобы отлежаться и почувствовать себя более или менее здоровым. Если бы не мысль о чемоданчике, то Слави Багрянов был бы почти счастлив — настолько, насколько может быть счастливым человек в его положении. Постель, еда, отсутствие наручников и допросов.

Петков уехал вместе с Фотием и с тех пор не появляется на вилле. Исчез куда-то и Божидар, и Бисеру с Марко приходится туговато. Они по очереди стряпают, подметают этажи, смахивают тряпной пыль с мебели, дежурят у дверей комнаты — словом, совмещают обязанности тюремщиков с хлопотным ремеслом прислуги.

Завтра воскресенье. Следовательно, завтра и поход в храм. Правильно ли я поступил, дав Петкову Лулчева? Да илп нет?

Тихо ковыляя по комнате, я вновь и вновь — в который раз! — восстанавливаю в памяти ход событий и склоняюсь к мысли, что иного выхода, пожалуй, не было. С чего началось? С того, что, выходя из номеров на бульваре Евтимия, я заметил наружника, потом другого и понял, что оторваться не удастся. Для порядка я помотал их по городу, но они висели у меня на пятках с упорством бульдогов. В течение суток число филеров удвоилось, и я потихоньку терял остатки спокойствия при мысли, что рандеву на улице Царя Калояна назначено и отменить его нот никакой возможности. Положение утяжелялось тем, что, таская наруж-ников по Софии, я рано или поздно мог наткнуться на людей, знавших меня по конторе на улице графа Игнатиева, и, хотя правила предписывали нам не заметить друг друга, никто не поручился бы, что в каком-то случае из правила не будет сделано исключение. Выходило так, что поднадзорная свобода, дарованная мне ДС, становилась опасной не для одного Вагрянова.

Будь я всего лишь курьером, выход оставался один — самоликвидация. Но я не был им, и мысль о чемоданчике останавливала меня. Рация и деньги лежали в нем. Бесценный груз! Он был крайне нужен, его ждали, и, следовательно, я обязан был вручить его адресату.

Все, что мог сделать Центр, снаряжая меня в вояж, — подстраховать запасной явкой в храме. Шифровка, трижды повторенная в часы радиоприема, ушла в Софию еще до моего отъезда... Рискнуть или нет? Времени для колебаний у меня почти не было, и я решил, что игра стоит свеч.

Вот так и вышло, что я «подставился», и Петков, бросив текущие дела, примчался на бульвар Дондукова. Судя по всему, ему весьма не хотелось этого делать. Интимная дружба Искры и Слави в ближайшем будущем обещала принести плоды, но я — грубо, в лоб! — сунулся с запиской и паро-

118