Карл вскочил с койки, в два прыжка оказался возле акустика, сорвал с его головы наушники, прижал теплый резиновый блин к уху. Сквозь многоголосие моря доносились едва слышный шум и звук, похожие на легкое постукивание мякотью пальца по краешку стола. Сомнений не было: лодка напала на след. Расчет оказался вгрным. Капитан русского транспорта действовал именно так, как предполагал Карл.
— Не терять! Держать! Пеленг докладывать непрерывно! —
Швырнув наушники па пульт, Карл рванулся снова в келью,
по пути крикнув на центральный пост, чтобы всплыли на пери
скопную глубину. Теперь нужно подготовиться к встрече. Пер
вым делом открыл шкафчик, достал бутылку коньяка и бокал,
налил до краев, выпил. Показалось мало. Повторил. Нервная
дрожь, охватившая его, когда услышал далекие, едва слышные
звуки транспорта — ведь так мало было надежд напасть на
след одиночного судна, — ушла, стало тепло и весело. Надел
куртку на гагачьем пуху, поверх нее старый верный реглан,
который служил все два года, и пошел в центральный пост.
Свободные от вахты мчгросы, еще минуту назад трупами лежавшие на койках, сидели нахохлившись, настороженно, словно петухи на насесте, готовые по боевой тревоге в мгновение ока занять посты. На лицах ничего, кроме покорной готовности. А за спиной монотонный сиплый голос повторял:
— Пеленг... шум. Пеленг... слышу шум винтов. Пеленг... шум
сильнее.
Стих шум насосов, нагнетавших воздух в балластные цистерны. Старший механик доложил, что лодка на перископной глубине. Карл сам отдраил люк, первым поднялся в боевую рубку, где еще моросил дождь забортной воды.
— Поднять перископ!
Однако, кроме пены, захлестывавшей глаз лодки, ничего не было видно.
— К всплытию, вахту наверх!
В люк ворвался холодный воздух. Прогрохотали по сходням сапоги трех матросов и боцмана. Вслед за ними на мостике,
20
между гребнями волн а зеленоватым, мерцающим небом, очутился командир.
Карл первым заметил длинную черную полосу дыма. Потом из волн поднялись этажи надстроек, корпус. Пароход тяжело клевал прямым носом. Было видно, как валы разбивались о форштевень, накатывались на палубу. Пароход пересекал курс лодки. Он демонстрировал свой профиль прямо как на картинке справочника Ллойда. Но командир лодки и без справочника. знал этот тип судов: лесовоз, скорость девять узлов: с поправкой на волну и встречный вегер — восемь. Больно медленно кивает белым гребням валов. Скорее всего сейчас он развивает около шести узлов. Ничего не стоит влепить торпеду с первого залпа.
— Три звонка дизелистам!
Лодка вздрогнула и стала выжимать самый полный вперед, чтобы выйти на рубеж атаки. Карл медлил, не уходил смостика, внимательно всматриваясь в приближенный оптикой бинокля корпус транспорта. Там никакого движения. Как и впрошлый раз, беспечная вахта обреченного судна ничего не замечает. Теперь незачем больше мерзнуть на мостике. Рыбка на крючке и никуда не уйдет.
«Ванцетти». 10 часов 20 минут утра
Небо блекло. В то же время на юго-востоке забрезжила серая полоска зари. Оттого еще глубже казалась чернота надвигавшейся тучи. О приближении полосы нового шторма сигналили резкие порывы ветра. Нужно было успеть под спасительную, вьюжную крышу до того, как наступит короткий, серый полярный день. Ход не поднимался выше четырех узлов, и стармех, несмотря на все старания, ничего не мог поделать.
Веронд вызвал главстаршину военной команды. Пышущий здоровьем Иван Голик явился ралегке, в свитере. На обветренной, кирпичного цвета щеке полоса от подушки. Легкая улыбка на губах — воспоминание о недосмотренном приятном сне.
Что случилось, Владимир Михайлович? — И зевнул вку
лак.
Видимость хорошая случилась. Небось Медвежий проспал?
Точно, — улыбнулся главстаршина, и тут же остатки сна
смело с его лица. — Понятно.
Мгновенно в каюту, надень спасательный костюм, возь
ми бинокль и сюда. Станешь на левом крыле, будешь вместе с
вахтой просматривать юг.
Минута — я на месте.
Медленно тянулось время. Тишину нарушали только ровный стук машины и глухие удары волн. Да еще что-то поскрипывало, как флюгер на старом-престаром доме из забытого детства. Веронд решил спуститься в кают-компанию, выпить стакан чаю покрепче и уж занес было ногу над комингсом двери, ведущей на трап...
— Бурун...
Главстаршина произнес это слово очень тихо, севшим голосом, но капитан, хотя и был в противоположном конце рубки,
21
услышал, в несколько прыжков оказался рядом, выхватил у Голика бинокль и направил на что-то похожее на пень, стойм-я плывущий по волнам. Сперва не мог определить направления, по которому этот пень дзижется. Потом сообразил: это ведь рубка, и кажется она такой узкой, обрубленной сверху потому, что лодка направляется в сторону «Ванцетти». Нашим «щукам» делать здесь нечего, слишком далеко от родных берегов. Значит — враг.
Лодка шла не таясь. Первое, о чем подумалось: она, должно быть, еще не заметила пароход на фоне надвигавшейся снеговой тучи, такой же безлико-серой, каким издали был «Ванцетти».
— Если