Рама поддалась тихо.Ну еще немного. Еще. Скрип резанул по нервам.Рывок.Выстрел. Посыпалось разбитое стекло.Поздно: он уже на полу. Выстрел. С грохотом падает дверь в комнату. А из темноты по двери. Трах! Трах! Трах! Вскрикнул кто-то. Коротко и страшно, прощаясь с жизнью. И снова. Трах! Трах! Ударили по лицу щепки.
«Побьет ребят, сволочь», — мелькнула мысль. И по выстрелам из пистолета три раза. В темноте грузно упало тело, металлически стукнул о пол пистолет.
— Свет! — скомандовал Эвальд.
Под потолком вспыхнул розовый хрустальный фонарь. В свете его неприлично-интимном, совсем не таком, как должно было быть, Эвальд увидел поваленную светлую мебель. кокетливой женской спальни и человека увидел, сидящего у стены и глядящего на него ненавидящими глазами. Рядом валялся большой тяжелый «кольт». Человек застонал, на губах у него запузырилась кровавая пена, и потянулся к оружию. На руке синели два меча и морда льва между ними.
— Егере, — тяжело дыша, сказал Куккер, — ни к чему ему теперь эта машинка.
Он подошел, поднял пистолет, вынул обойму и выщелкнул на ладонь один-единственный патрон.
― Сволочь! — сказал он глухо. — Одиннадцать штук выпустил. Леуса насмерть. Крылова ранил.
― Срочно машину, врача, — приказал Эвальд.
― Ну что, Филя, как твое мнение? — Соснин постучал пальцем по голове орла. — Молчит. Не хочет ничего донести до нас.
― Вы молодец, Эвальд. Крест — сволочь редкая, бывший фашистский палач. На Сааремаа он лично расстрелял председателя исполкома Германа Талу, милиционера Германа Лембера и женщину Сальму Китт. Да разве только их. На нем крови по уши.
― Не удалось взять целым, — огорченно проговорил Эвальд.
― Да, жаль, конечно. Но мы не вправе терять людей. Кстати, как он попал в квартиру?
― Глупо очень. Там стена старого дома, прямо к сараю примыкает, в ней галерея, можно спокойно попасть в сарай. Он так и сделал. А люди наши стояли вокруг забора.
― Зачем он приходил?
― Думаю, за золотом или деньгами. Мы нашли тайник, в нем одну лишь тридцатку… Из той партии…
― Вы говорили с ним?
— Молчит пока. Там доктора стараются.
Соснин снял трубку, набрал номер.
— Сергей Степанович! Соснин побеспокоил, как там наш клиент. Ага… Вот как… Неплохо, конечно, стреляет… Так у нас работа такая… А что с Крыловым? Вот — и замечательно. Порадо вали вы нас… Значит, можно… Отлично.
Соснин положил трубку, посмотрел на Эвальда.
— Медицина разрешает поговорить с вашим крестником.
― Пошли.
Они вышли из кабинета, прошли длинным коридором, мимо дверей, наполовину закрытых матовыми стеклами, с круглыми эмалированными табличками номеров.
― Странно, — сказал Соснин, — здесь в этом здании, много лет располагалось наше посольство, а у меня коридоры эти почему-то ассоциируются с гостиницей.
Эвальд ничего не ответил. Он просто никогда не думал об этом. Вообще подполковник поражал — его. Эвальд никак не мог понять, откуда у этого человека столь нестандартное мышление. И не потому, что он заговорил о гостинице. Здесь как раз все совпадало, действительно коридоры наркомата чем-то напоминали ее. Другое, совсем другое поражало Эвальда. Соснин видел мир совершенно по-своему. Своеобразие его видения заключалось в необыкновенном даре художественной деталировки. Он мог взять из пепельницы скомканный окурок и рассказать о характере человека, курившего папиросу. Причем в большинстве случаев портрет, нарисованный им, почти всегда совпадал. Так мыслить, по мнению Эвальда, мог только человек глубоко одаренный.
На лестнице они почти столкнулись с подполковником из отдела кадров. Эвальд видел его несколько раз, но фамилии не знал.
— Товарищ Соснин, — с неуловимым акцентом сказал подполковник, — мне бы хотелось поговорить о странных взаимоотношениях, сложившихся у вас с товарищем Лембитом.
— То есть? — удивился Соснин.
— Товарищ Соснин, — укоризненно покачал головой подполковник. — Товарищ Соснин, — повторил он. — Мы не можем терпеть никаких разногласий в нашем ведущем отделе.
— Дорогой товарищ Крийг, — усмехнулся Соснин, — мы, кажется, нашли не совсем удачное место для выяснения отношений. Помните, я лично, как Соснин Игорь Дмитриевич, ничего не имею против майора Лембита, но как начальник ОББ я хотел бы видеть своим замом человека, имеющего оперативный навык, тем более, как вы изволили заметить, наш отдел самый серьезный. Но давайте к этому, разговору вернемся чуть позже, а пока нас ждет дело.
Соснин улыбнулся и начал спускаться в вестибюль.
— Ох уж эти кадровики, — сказал он Эвальду, когда они садились в машину, — сущее наказание, не терпят никаких конфликтов.
― А может быть, они правы? — ответил Эвальд.
― Как знать, как знать.
Коридор тюремной больницы был затянут серым, похожим на шинельное, сукном. По обеим его сторонам расположились двери, такие же, как в тюрьме, двери с «волчком» и «кормушками», массивными тяжелыми запорами. Эвальд видел все это впервые, а Соснин шел за врачом как человек, привычный к любым ситуациям и неожиданностям, которые могут ожидать нормального человека в подобном месте.