Искатель. 1980. Выпуск №6

Проверив все, как надо, и окончательно убедившись, что Ладушкин самая подходящая кандидатура, его призвали на военную службу и привезли к Григорьеву. От двухметрового бородача веяло силой, уверенностью. С первого дня войны он рвался добровольцем на фронт, но дирекция держала его на заводе. Получив повестку из военкомата, он обрадовался: наконец-то попадет на фронт.

— Я же не калека, чтоб сидеть в тылу, — заявил он Григорьеву.

— Это дело поправимое, — улыбнулся Григорьев. — Мы можем послать вас хоть в Берлин…

— В Берлин? — Ладушкин недоуменно посмотрел на подполковника. Потом вдруг добавил: — Между прочим, лет десять назад я в самом деле чуть не поехал туда.

— К Отто Фехнеру?

Ладушкин насторожился.

— А вы откуда знаете, товарищ подполковник?

— У меня такая специальность, дорогой Федор Иванович, что я должен все знать.

Действительно, после окончания стажировки немецкий кузнец Отто Фехнер пригласил к себе в гости русского кузнеца Федора Ладушкина. Тот с удовольствием принял приглашение. Но вначале слишком много было работы, потом резко осложнилась обстановка в самой Германии, где под руководством Коммунистической партии Германии шла ожесточенная борьба немецких рабочих с нацистами. А когда в январе 1933 года к власти пришли фашисты, вопрос о поездке и вовсе отпал.

— А если вам сейчас съездить к Фехнеру? — предложил Григорьев. — Только вначале, Федор Иванович, вам придется вспомнить свою старую специальность…

8

…До войны Настя мечтала стать врачом. Ее мать умерла от воспаления легких, когда она училась в восьмом классе. Тогда она и дала клятву посвятить жизнь лечению людей. Среднюю школу Настя закончила в своем родном городе Борисове в самый канун войны. Отец в первый же день ушел добровольцем, а за ней из глухой деревни приехала бабушка, намереваясь увезти внучку к себе. Настя наотрез отказалась. Она хотела стать народным мстителем. Вначале по решению райкома комсомола Насте, как бывшему комсоргу школы, пришлось сопровождать до Могилева отдыхавших в лагере под Борисовом пионеров. Возвратиться не довелось: гитлеровцы уже шагали по ее родной земле. Тогда-то она и попала к партизанам в отряд Ефимчука. Когда фашисты заняли Могилев, Ефимчук приказал Насте отправляться в город в помощницы к пани Елене, торгующей на рынке поношенными вещами. Пани Елена говорила немцам, что до войны она занимала незаметную должность заведующей детдомом, что ее муж был репрессирован и что она отказалась эвакуироваться на Урал. Фашисты этому поверили и милостиво разрешили ей занять бывший колхозный ларек на могилевском рынке, открыть частную торговлю. Клиентура пани Елены быстро расширялась, гитлеровцы и полицаи охотно сбывали ей отобранные у местного населения вещи. Скоро пани Елена заявила, что не может одна управиться с делами, и с согласия оккупационных властей наняла работницу — оставшуюся без родителей Настю.

Она была привлекательна: красивое чистое лицо, по-детски припухлые, пунцовые губы, серые с голубизной глаза, едва заметные ямочки на щеках и конопляного цвета длинная коса, кругами уложенная на голове.

— Ты у нас образец настоящей белорусской красавицы, — грустно сказал Ефимчук, когда очередной раз встретился с Настей, и вдруг спросил: — Бабушку давно не видела?

— Два года скоро будет.

— Хочешь побывать у нее?

— Война же идет, какие могут быть поездки?

— Вот что, дочка, — сказал Ефимчук. — Фашиста нам одного треба взять. Капитана. Целого и невредимого. Только ты одна его, сукина сына, можешь привести к нам. Почитай, его целый взвод охраняет.

Сколоченный из березовых кольев топчан заскрипел под тяжестью Ефимчука.

— У твоей бабушки в Сосновичах квартирует тот самый капитан. Дом отдыха для летчиков строит. Потому тебе и карты в руки…

Старая Василиса не могла поверить своим подслеповатым глазам.

— Свят, свят, свят…

— Бабушка! — воскликнула Настя и кинулась ей на шею.

Василиса залилась слезами. Значит, бог услышал ее молитву.

— Настенька, ты ли это?

На шум в переднюю вышел Альберт Шмидт.

— Ой, — растерялась Настя и торопливо стала поправлять сбившийся на плечи платок.

— Это наш квартирант, — сказала ей бабушка.

Девушка торопливо начала рыться в кармане юбки, извлекла помятый лист бумаги и протянула немецкому офицеру. Капитан развернул документ. В нем удостоверялась личность Насти и говорилось, что она после долгих скитаний по Белоруссии возвращается к своей бабушке в деревню Сосновичи. Внизу стояла подпись старосты какой-то непонятной, с длинным названием деревни, гербовая печать и отметка немецкой гарнизонной комендатуры города Борисова.

Шмидт, читая документ, все время посматривал на девушку. На ней был деревенский дешевый платок, вылинявшая кофточка, юбка из серого ситца, стоптанные старые башмаки.

— Необходимо зарегистрироваться в комендатуре, — сказал он.

— Каждый, кто появляется в Сосновичах, должен немедленно встать на учет. Это приказ коменданта.

— Я завтра же пойду к господину коменданту, герр офицер, — на немецком языке ответила Настя.

— О, вы прилично говорите по-немецки! — удивился Шмидт,

— Что вы, у меня такой страшный акцент…