Искатель. 1980. Выпуск №1

С теплым солнцем было хорошо. Я обрел интерес к окружающему в опять рассказывал, рассказывал о «Гондване». Это были не воспоминания, просто слова. Что там случится через пять-десять лет? Что станет с океаном, насыщенным солнечным светом, многоэтажным, сияющим...

— Так будет всюду, — закончил я, — до глубин в полкило

метра. Гигантский резервуар жизни и света.

— Ты уверен, что это необходимо уже сегодня? — спросил

Розов, и я вдруг заметил, что не все разделяют мой энту

зиазм.

Что ты имеешь в виду?

А вот что: после этого сделать океан прежним уже нельзя.

Изменения необратимы.

Это и не понадобится!

Как знать. Не слишком ли мы многое изменили уже на на

шей планете? Я не знаю, что произойдет, когда целые моря

превратятся в фермы. Может быть, будет слишком много

тепла...

Тепло можно отвести. В космос. На Марс. На Юпитер.

А что изменится там — на Марсе, на Юпитере?

Это уже отдаленное будущее. Слишком отдаленное.

Возможно, — спокойно ответил Розов.

Предки были неглупые люди, — многозначительно сказал

Никитин.

И они оставили нам океан таким, каким мы его знаем! —

воскликнула девушка в соломенно-желтом платье.

Ну, не совсем, — вдруг возразил Розов, — с того незапа

мятного момента, когда возник человек, он только и делает, что

изменяет все вокруг себя. Он просто не может остановиться.

— Ты что же, не веришь расчетам? — спросил Никитин.

— Да разве дело в расчетах? Все основано на допущениях, на смелых гипотезах. Если фотоны будут отражаться... если пучок частиц достигнет Солнца... если магнитная буря не собьет их с пути... если... Да что говорить! Было время, когда никто не взялся бы за это Когда-то действовали почти наверняка. А это роскошь — зондировать Солнце пучками высоких энергий. Мы можем себе это позволить, потому что знаем: что-то полу-

68

чнтся, что-то прояснится. Не одно, так другое. Какие-то результаты будут. Поговорите еще раз с Ольминым. Только откровенно. Неужели он уверен на все сто, что можно изменять направление солнечных лучей, стягивать их к Земле? Да не может этого, быть! Он же ученый. Думаю, у него уже готовы не один и не два варианта эксперимента. Это пока опытная установка. Реактор. Построят, запустят, тогда станет ясно, как с ней работать.

— Да уж запустят, — протянул Никитин и, обратившись ко

мне, вдруг спросил: — А что же с тем делом, с той историей,

о которой мы говорили?

Я понял: он вспомнил об Аире.

— А как об этом рассказать! — ответил я. — Попробуй, мо

жет быть, у тебя получится.

Он озадаченно посмотрел на меня, помолчал, потом' добродушно улыбнулся.

Жаль! — кокетливо воскликнула девушка в соломенно-

желтом платье. — Мне непонятно, о чем вы говорите.

Какой-то скользкий, невразумительный разговор, — доба

вила другая и поежилась от вечерней прохлады.

— Скользкий? — переспросил Никитин. — А вам бы хоте

лось знать до конца... то, что знать пока не дано? Изучать под

микроскопом? Пинцетиком потрогать? — Никитин широко улыб

нулся: — И меня тоже? Как инфузорию или моллюска?

Ты усматриваешь в этом желании что-то противоесте

ственное?

Не усматриваю. Пытаюсь понять мотивы.

Мотивы? Вот они: скучно — это раз, домой пора —

это два.

Домой! — громко сказал Розов.

. Мы шли к элю. Его алые от солнца бока были лриятно теплыми. Он раздвинул свои легкие, невесомые дверцы, подал нам трап, как будто был живым существом. И движения эти были такими мягкими, ритмичными, такими почти музыкальными, чго я подумал: может быть, где-то там, среди тонких электронных слоев памяти, под никелем и.пластиком конструкторы умудрились спрятать маленькое сердце?

Мы взлетели к алым облакам. Нас провожали сосны на пес-. чаных косах, где между длинных теней светились поляны цветов. Я услышал стихи; они показались знакомыми...

«Скользнула птица черной тенью

В квадрате солнечном окна.

И что же? Вновь простор весенний

И небо, где не видишь дна!,

А всходи! Зелень! По равнинам

Потоп травы, листвы разлив.

Родная, далеко идти нам

В'напев берез и шепот ив...»

Я знал эти строки. Губы повторяли знакомые слова — на них щемяще отзывалось сердце:

«А путь все длится, жизнь все длится.

Полжизни пронеслось, как день,

Как миг... Промчалась с граем птица,

И по окну скользнула тень...»

69

МОРСКИЕ КЛАВИРЫ

На набережной среди пестро одетых людей меня догнал Энно. Я почувствовал, как рука его сжала мое плечо, и в ту же секунду услышал густой и приятный голос:

Вот мы где прячемся!

Рад видеть, Энно. Тысячу лет...

Он тут же поволок меня куда-то, я не сопротивлялся, но и не помогал ему, просто переставлял ноги, удивляясь очевидному, неопровержимому факту: он был еще молод. Почти ровесник. Да нет, подумалось мне, теперь я старше его.

Он втиснул меня в свой эль, и мы взлетели.

Прощайся с берегом, — добродушно прогудел Энно.

Ты с ума сошел! Работа!..

— Какая работа, если впереди три выходных!

Он не понимал, не знал, не догадывался, каково мне будет на «Гондване». У них это очередное плавание, шестнадцатая или семнадцатая экспедиция. Это их дом. И что бы ни случилось, они оставались там. И тоже кое-что, наверное, понимали и не распускали нюни.

— Ладно, — сказал я. — Покатай.