Искатель. 1981. Выпуск №5

“А ведь действительно нескольких строчек достаточно. Явки и главная цель”, — удивленный, даже ошарашенный неожиданно быстрым завершением следствия, подумал Васильев.

Он подготовился к изнурительным, долгим, обязательно ночным разговорам. Следователь должен переспрашивать, ловить, уточнять детали, доискиваться до каких-то обстоятельств, уже ясных, как божий день.

“Господи, — безучастно подумал Васильев, — ловко скрутили. Вот тебе и миссия… Миссия. — Он задумался и со злорадством решил: — А вот об этом я ничего не скажу! Придет кто-нибудь другой и продолжит. Должен прийти, пройти. Бывают же исключения”.

А откуда-то издалека донеслось:

— Сбор сведений военного характера? — уточнял следователь.

— И экономического, — устало добавил Васильев.

— Явки? — Следователь не поднимал головы. Он, наверное, дописывал слова: “экономического характера”.

По-прежнему устало Васильев назвал адреса: ашхабадский и ташкентский, фамилии хозяев.

— Вы все сказали? — Следователь отложил ручку, поправил листки протокола. У его глаз опять сбежались морщинки. Спокойное ожидание.

— Из Ашхабада я должен деть телеграмму Подпись хозяина. А из Ташкента послать письмо. Тоже за подписью местного жителя. Все пойдет по адресу туркестанских эмигрантов.

— Господин Тиррел отлично пользуется услугами недобитых басмачей, — сказал следователь. — И, кстати, давно. Не вы первый.

— Пользуется. В их кварталах он бывает. Иногда в праздничном халате… в чалме, — охотно объяснил Васильев.

Ему хотелось этими подробностями заглушить мысль. Не дает она покоя: “чрезвычайной важности”.

— Да, — согласился следователь. — Настоящий артист.

Васильева удивило, что именно он, сам, мысленно произносил такую фразу, когда думал о странных похождениях консула по кварталам туркестанских эмигрантов.

— Текст телеграммы вы, конечно, помните? — задал вопрос следователь.

Васильев почти по слогам продиктовал:

— “Из отпуска прибыл благополучно, устроился зпт в старой квартире номер изменен вместо одного сорок три Абид”.

— Все слова на месте? — спросил следователь и, повернув листок, пододвинул его к Васильеву.

Тот не стал читать.

— Не в словах, не в их расстановке дело…

— Цифры? — спросил следователь.

— Один сорок три. Сто сорок третий… Это мой номер. Моя подпись.

Следователь не высказал удивления.

— А дальше?

— Я должен послать письмо из Ташкента с указанием тайника.

— Приблизительно?

— Телеграфный столб где-нибудь между Ташкентом и Каунчи.

— Каунчи в этом году переименовали в Янгиюль. “Новый путь” теперь называется, — не давая опомниться Васильеву, продолжал следователь. — Но об этом мистер Тиррел мог не знать. Это совсем недавно случилось.

Он совсем успокоил Васильева. Какое теперь все это имеет значение? Каунчи или Янгиюль, где создана МТС, где новая дорога, а где новая жизнь. Он-то, Васильев, уже не помешает этой новой жизни. Хотя как сказать…

— Почему тайник в сельской местности?

“Так я должен работать в Каунчи”, — ответил бы Васильев, если бы не хотел мстить им, уверенным в себе людям, этим новым хозяевам.

— Спокойнее там, — сказал Васильев вслух.

Такому простому объяснению следователь поверил.

— Со связным вы встречаться не будете? — уточнил следователь.

— Нет. Даже о времени прибытия связного я не знаю.

— Но первые сведения вы должны приблизительно подготовить…

— После праздника, — объяснил Васильев. — После военного парада в Ташкенте.

— На первомайский вы не успеваете, — словно про себя сказал следователь.

— Да, — подтвердил Васильев, — после ноябрьского.

— Где должны работать?

После короткой паузы Васильев сказал:

— Я неплохой шофер. Знаю машины. Мог бы на заводе.

— И надолго?

Васильев пожал плечами.

— Право, не знаю, Пока не отзовут.

— Через тайник?

Васильев покусал губу. Кажется, он сказал лишнее.

— Через тайник будут поступать указания? — повторил свой вопрос следователь.

— В крайнем случае. Мне кажется, связной не прядет с пустыми руками.

— Кажется, — повторил следователь. — Ну что, вы все сказали?

— Все! — Облегченно, но слишком быстро выдохнул Васильев.

Наконец-то завершилось. Возможно, сейчас ему предложат вступить в игру. Пообещают жизнь, свободу, золотые горы. Но следователь пододвинул протокол к Васильеву и сказал прежним вежливым тоном:

— Прочтите и подпишите.

“И подпишу! — снова нахлынула злость. — Подпишу, хотя нескольких строк не хватает… Раскусили Тиррела, узнали его почерк! Так уж и раскусили?! А он начинает новую борьбу. Неведомую вам. И не откажется от нее, от этой борьбы”.

Васильев не читал. Он пробегал глазами строки, пытался задержаться на них, вдуматься в смысл, но не мог. Строки были ровные, отчеканенные, до горькой обиды простые и страшные.

ПЕРВАЯ ЯВКА

Глинобитный домик с жалкими пристройками был окружен низким дувалом, потрескавшимся от дождей и солнца. Прежде чем постучаться в деревянную, тоже изрезанную морщинами, калитку, Силин оглянулся по сторонам. В кривом, узком переулке, где все дома с трудом скрывали свою старость, тихо и пустынно. Это был час, когда еще весеннее, но сильное ашхабадское солнце начинает показывать свой нрав.