Искатель. 1982. Выпуск №6

«Мохер…» — Жмых криво усмехнулся, вспомнив, как вместо легкого свертка он ощутил тяжесть металла, а когда достал его, то по маленькому габариту и слишком большому весу догадался, что это золото. В первую секунду хотел бросить сверток обратно, но появившаяся за его спиной Ирина что-то сказала ему — он даже не помнит, что именно, — и Жмых, как побитая собака, боявшаяся ослушаться своего хозяина, передал ей сверток и выбежал вслед за ней на палубу. По пути успел глянуть в открытую дверь, которая вела в переходный коридор, и с ужасом отпрянул назад — в луже крови неподвижно лежал первый помощник капитана. «Так вот, значит, что упало перед тем, как появилась Ирина, оставшаяся подстраховать его у двери, — промелькнуло в голове. — Значит, она пряталась в нише под трапом, и когда там появился Федотов?..» Жмых нагнал Ирину уже на палубе, ничего не соображая, только согласно кивал головой в ответ на какие-то слова, что говорила на ходу Лисицкая. Кажется, она предлагала ему проводить ее вечером на берег. Все это саксофонист слушал словно в полусне, а в сознании обнаженным нервом билась страшная догадка: неужели за ними следили? И он, он… дурак, как глупый мальчишка, делавший все, чтобы понравиться красивой бабе, сам сунул башку в петлю? От этой мысли стало страшно, хотелось волком выть и биться головой о переборку. Надо было что-то предпринимать для своего спасения. Но что? Что?!

Лисицкая давно уже боялась за припрятанное в ходовой рубке золото. Вроде бы все было тихо и гладко, однако она нутром чувствовала неясную еще для себя опасность и не могла ее побороть. При закладке контрабанды она сделала маленькую риску на случай, если кто-нибудь будет проверять этот лючок, и совершенно забыла, против какой точки та стояла. Забыла! Из-за проклятого Монгола, дурехи Лариски да идиота-торгаша из «Березки». И весь этот рейс металась, не зная, решиться ли на вскрытие лючка или переждать еще немного. Однако для оговоренной ранее встречи с покупателем совсем не оставалось времени. Тогда Лисицкая придумала подсунуть вместо себя саксофониста, и если все пройдет благополучно, использовать его в дальнейшем.

Всего этого Жмых не знал. Однако, здраво рассудив, во что ему может вылиться «маленькая услуга» Лисицкой, если она вдруг попадется с золотом, он собрался с духом и постучался в каюту капитана. Кэп внимательно и на удивление спокойно выслушал его сбивчивый рассказ, тут же вызвал по селекторной связи какого-то парня лет тридцати, который представился капитаном милиции Воробьевым, и Жмых все это повторил еще раз, радуясь, что у него хватило смелости прийти, как оказывается, с повинной. Когда он кончил рассказывать, Воробьев внимательно посмотрел на него, спросил:

— Что вас заставило сделать это признание?

— Что я, дурак, что ли? — пробормотал Жмых. — Ведь не специально же я…

Воробьев, который все еще не мог прийти в себя от страшного провала, слушая саксофониста, все думал, что теперь делать. Жмых рассказывал, что золото он передал Лисицкой из рук в руки. Но где оно теперь, это золото? Если Лисицкая спрятала его у себя в каюте — тогда все просто. Капитан имеет право санкционировать обыск. Ну а если она взяла в расчет тот вариант, что Жмых придет с повинной?..

Даже если с помощью дружинников удастся найти на судне этот проклятый сверток, как доказать, что золото принадлежит Лисицкой?

Из раздумий его вывел глухой голос Жмыха:

— А что мне будет… за все это?

Воробьев с неприязнью посмотрел на тридцатишестилетнего саксофониста, по чьей вине по судну «гуляло» сейчас контрабандное золото.

— Не знаю, — угрюмо ответил Воробьев. — Не об этом вы должны думать.

— А о чем? — вскинулся саксофонист.

— Сейчас объясню. — Воробьев устало вытянул ноги, сказал тихо: — Вы, Василий Митрофанович, попали в такой переплет, из которого я даже не знаю, как сможете выбраться.

— Но ведь я же сам… Все рассказал…

— Правильно, сами, — согласился Воробьев. — Однако, посудите, лючок-то вскрыли вы! Все это зафиксировано на кинопленке. Контрабанду из того же лючка достали вы. Дальше. Естественно, что в такую жару вы оставили на хлорвиниловой изоляционной лейте, которой сверток был обмотан, отпечатки пальцев.

— Да, но…

— Не перебивайте, — остановил его Воробьев. — Теперь представим себе, что Ирина Михайловна оказалась гораздо умнее вас и более аккуратно обращалась со свертком, не оставив на нем своих пальчиков. Что из этого следует? Рано или поздно мы разыщем контрабанду, и тогда попробуйте вы, Василий Митрофанович Жмых, доказать следователю, что золотишко это не ваше и что вы только по доброте душевной полезли за контрабандой в лючок. Да вас же в Одессе на смех подымут!