— Если добавить ружьецо и часы с цепочкой, которые я тоже держал в руках, останется единственный вопрос. Куда исчез его верный Токо? — сказал я.
— Мурат никак не хотел мне это объяснить. Лишь перед, самым расставаньем с ним я узнал: Токо спас его от волчьей стаи. Зимой, в Чарыне. А сам погиб.
— Значит, жизнь за жизнь? — отозвался я.
— Да, — кивнул Учитель и после длительного молчания добавил как бы про себя: — На редкость смышленый уйгурский мальчик.
Этот смышленый мальчик два года спустя оказался уже в университете, где удивлял всех своей памятью. Перед ним раскрывали страницу незнакомой книги, и, прочтя текст, он тут же шпарил его наизусть. Он лечил травами радикулит, язву желудка, мигрень. Неудивительно, что по чьей-то настоятельной просьбе к нам снарядили медицинскую комиссию, которая строго-настрого запретила самозваному эскулапу калечить студенчество. После уезда комиссии и ругательной статьи в многотиражке Мурат стал знаменит на весь город, и я, как его единственный приятель, невольно подставил плечо под бремя славы.
На четвертом курсе этот смышленый мальчик подарил Сергею Антоновичу (а потом и мне) красиво изданные огромные тома перевода Авиценны. А защитился он раньше меня. На три недели, но раньше…
Да, было о чем вспомнить, покуда я добирался в Москву, летел в Рим, а потом в аэропорту имени Леонардо да Винчи, несколько часов ждал самолета в Палермо.
(Окончание в следующем номере)
Энтони Джилберт
Алиби
Туман начал пробираться от реки в полдень. К вечеру он уже был настолько густым, что Артуру Круку, выглянувшему на улицу из окна, показалось, что он повис над бездной. Ни огонька, ни какого-либо очертания не было видно: внизу под ним простиралась кромешная мгла. Его чуткий слух улавливал отдаленную и неуверенную поступь застигнутого ночью пешехода и приглушенные звуки сирен автомобилей, хозяева которых столь опрометчиво оказались на дороге в такую погоду.
— Ужасная ночь, — произнес знаменитый адвокат, вглядываясь в невидимый город. — Ужаснее не помню.
Зазвонил телефон. Голос в трубке казался очень отдаленным, но по его интонации Крук сразу понял, что говорящий охвачен страхом.
— Мистер Крук, — прошептал голос, — туман дает мне возможность позвонить вам — в такую погоду надеешься, что тебя не видят.
«Черт побери, — подумал Крук разочарованно. — Еще один случай мании преследования!» Но в трубку сказал:
— Что случилось? Кто-то следит за вами?
— Вы думаете, что мне кажется? Бога молю, чтобы мне только казалось. Это не так, уверяю вас, меня преследуют. Он уже предупреждал меня трижды. Последний раз сегодня вечером. Он звонил мне домой и каждый раз говорил: «Это ты, Смит? Помни: молчанье — золото». И вешал трубку.
— Честное слово, — воскликнул Крук, — кто-то из друзей вас разыгрывает.
— Я не знаю кто, — отвечал голос, и теперь он звучал еще отдаленнее, — но этот человек задушил Изабель Болдри.
Стоило Артуру Круку услышать имя Изабель, как он сразу изменился в лице.
Ну, теперь все по порядку. Как, вы сказали, вас зовут?
— Смит. Я был одним из гостей на вечеринке той ночью. Но я единственный, кто знает, что Том Мерлин невиновен…
— Я тоже это знаю, — мягко заметил мистер Крук, — потому что я был его защитником, и потому, что я защищаю только невиновных. И еще знает молодая леди, которая собирается выйти за него замуж. И конечно, настоящий убийца знает. Так что нас четверо. Может быть, расскажете, как вы это узнали?
— Я был за занавеской, когда он вышел из комнаты, находящейся в башне. Он прошел так близко от меня, что я мог бы коснуться его, хотя, конечно, я не мог разглядеть его, потому что во всем доме не было света из-за игры с названием «Убийство», в которую все играли. Тогда я еще не знал, что преступление уже совершено, и когда это обнаружилось, я понял, что он должен был выйти из ее комнаты, потому что больше ему неоткуда было выйти.
— Послушайте, — сказал Крук. — Представьте себе на минуту, что я никогда не слышал этой истории. Расскажите все сначала. Кстати, почему вы оказались за занавеской?..
— Я прятался не по ходу игры, а потому что я… ну, я был таким несчастным. Мне не следовало бы приходить. Эта вечеринка была не в моем стиле. Никто не обращал на меня внимания, разве что смеялись, когда я делал что-нибудь не то. Если бы не мистер Мерлин, я бы даже не выпил. Он сочувствовал мне. Я слышал, как он сказал доктору: «Изабель следовало бы помнить обо всех», а доктор Данн ответил: «Сегодня этого уже трудно ожидать».
С самого начала мне было не по себе, — продолжал голос. — Мы играли в шарады. Я не слишком хорошо умею это делать. Остальные же были великолепны. Они смеялись надо мной, потому что я был таким тупым. Я хотел выйти из игры и быть зрителем, а потом вообще хотел уйти, но мисс Болдри сказала, что мне не стоит этого делать, ведь ее дом находится в трех милях от станции, и пока никто не собирается уезжать. Позже меня могли бы подвезти.