— Вон. — Старуха показала на деревянный домик. — В угловой комнате.
До дома Грибова добрались, порядком перемазавшись в грязи.
— Входите, — услышали они мужской голос, едва только постучались.
Дверь распахнулась сама, хотя за ней никого не оказалось. В кровати у противоположной стены лежал Грибов. На руку у него была намотана веревка, другой конец которой привязан к дверной ручке.
— Николай Варфоломеевич, с вами хочет побеседовать старший следователь областной прокуратуры Маврин, — сказал Кононов.
Грибов попытался приподняться, но тут же скривился от боли.
— Замучила поясница, — пожаловался он. — Второй день валяюсь, а дела стоят.
— Лежите, лежите, — остановил его Маврин. — Мы к вам опять насчет Москальцова.
— Снова чего натворил?
— Просто в порядке уточнения. Вы рассказывали о пистолете. Не вспомните, какой он был из себя? Размер, система?
Грибов откинулся на засаленную подушку, наморщил лоб. Пошевелив губами, он неуверенно произнес:
— Темновато было, но кое-что я вспомнить могу. Небольшой такой, скорее всего иностранной марки. А на рукоятке, по-моему, что-то блестящее… Вы бы отняли его у этого забулдыги, ведь натворит чего-нибудь.
— Чтобы отнять, надо знать, где он его прячет.
— А вот тут я вам помогу, — оживился Грибов. — Меня-то он не очень боится, ведь пригрозил же в прошлый раз. Как поднимусь, зайду под благовидным предлогом к нему домой да и пригляжусь.
— Ну, спасибо. Только не переусердствуйте. Скажу вам по секрету: Москальцов подозревается в убийстве.
— Ну и ну! Гляди-ка. — покачал головой Грибов.
— Держите пока связь с ними. — Маврин указал на Кононова и Катю. — Номера телефонов мы вам оставим, да и наведываться будем.
Маврин встал, вгляделся в темноту комнаты. Около окна увидел книжную полку.
— Интересуетесь? — спросил он, достав с полки старый учебник криминалистики.
— А как же! — отозвался Грибов. — С дружинниками ведь работаю. У меня и кодексы есть.
— Что же, тогда вам и карты в руки. — улыбнулся Маврин, перелистывая страницы учебника. — Попытайтесь, мы вам будем благодарны. Желаю поскорее поправиться.
Они вышли на улицу.
— Смотрите только, чтобы ваш Грибов дров не наломал в мое отсутствие. Начитался, поди, всякого да и мнит себя криминалистом.
— Вы куда-то едете. Петр Петрович? — спросила Катя.
— В Боровск, Катюша, в город, где трудился почивший Коробко.
В Боровской городской прокуратуре Маврину посоветовали обратиться к старейшему работнику стекольного завода, заместителю директора по общим вопросам Фофанову Василию Константиновичу. Он поехал на завод и столкнулся с замдиректора прямо в дверях его кабинета.
— Мне звонили о вас из прокуратуры, — сказал Фофанов.
В центре кабинета стоял полукруглый, со множеством телефонов письменный стол. На краю стола под стеклянным колпаком стояла искусно выполненная хрустальная ваза в форме цветка.
— Спецзаказ, — пояснил Фофанов, заметив интерес Маврина к вазе. — Эта не прошла по стандартам — микроскопическая прорезь алмазной грани. По правилам подлежала уничтожению, да духа не хватило, оставил здесь.
— Я к вам, Василий Константинович, по поводу бывшего работника завода Коробко. Помните такого?
— Коробко? Ну еще бы не помнить! Один из старейших работников. Был начальником отдела снабжения.
— Вам, конечно, известна его судьба?
— Как же, как же, — с сожалением произнес Фофанов. — Такой конец, просто не верится. Убийцу-то хоть удалось найти?
— Пока нет, но мы надежды не теряем. В этой связи я и хотел поговорить с вами.
— Пожалуйста, я готов ответить на все вопросы.
— Были ли на заводе люди, настроенные к нему враждебно?
Фофанов беспомощно развел руками:
— С этим вопросом ко мне уже обращались, и я тут в полном недоумении. Коробко умел ладить с людьми. Он находился в моем непосредственном подчинении, так что вся его деятельность проходила на моих глазах. Никогда на него не жаловались, ни с кем он не конфликтовал, разве по мелочам. И домашних его всех я хорошо знал — по соседству жили.
— А прежде, до того как стал начальником отдела снабжения, кем он работал?
— Пришел простым рабочим, окончил заочно техникум, работал бригадиром, потом начальником смены цеха обработки стекла.
— В цехе за время его работы какие-нибудь ЧП случались?
— Ничего особенного.
Фофанов помолчал и заговорил глуховатым голосом:
— В год мы даем продукции почти на сорок миллионов рублей. Плановый бой установлен два-три процента от этой суммы. Ответственность в цеху у нас бригадная, каждый заинтересован в качестве изделий. Но что греха таить, все случается: и несоблюдение геометрических пропорций, и нарушение рисунка, и прорезь алмазной грани. — Фофанов показал в сторону цветка. — Такие изделия подлежат уничтожению. Были, правда, факты, когда они не уничтожались, а уходили на сторону, мы за это строго наказывали мастеров ОТК и других виноватых. Но крупных хищений у нас нет…
— Погодите, — прервал его Маврин. — Попробуйте мысленно вернуться к тому времени, когда и бригадной ответственности не было, и охраняла завод уж наверняка не вневедомственная охрана, ну, допустим, лет на пятнадцать назад.