После первого допроса Сусло отказался принимать пищу, потом имитировал психическое заболевание, словом, применил весь арсенал средств, используемый обычно опытными преступниками, чтобы уйти от ответственности. Медленно и кропотливо работал с ним Маврин. Он не спорил, не волновался, выслушивая очередную ложь обвиняемого, а методично опровергал, казалось бы, самые нелепые заявления. И вот наступил момент, когда бывший комендант сам попросился на допрос. Петр Петрович был уверен, что рано или поздно это случится, ибо уже давно чувствовал перелом, происшедший в духе подследственного после предъявления ему неопровержимых улик.
Сусло выглядел теперь не таким дерзким и самоуверенным, как при первом допросе. Прихрамывающей походкой, вялый и отрешенный, он вошел в кабинет и уселся напротив следователя.
— Я решил идти в сознанку, — глухо откашлявшись в кулак, сказал он.
— Надеетесь на снисхождение? — безжалостно спросил Маврин.
— Понимайте как знаете. Но я хочу, я должен еще доказать, что есть тут кое-какие похуже меня.
— Вы имеете в виду Коробко и Сытова?
— Их. Но не только. Из-за этих кровопийц я теперь здесь, — выкрикнул Сусло, все более возбуждаясь.
Петр Петрович подал ему стакан воды. Тот стиснул его пальцами и проговорил:
— Я не думал их убивать. Понимаете — не думал. Они сами толкнули меня на это. Они главные виновники. Когда я пришел работать на завод, был чист как стеклышко. Знали бы вы, как эти два приятеля опутывали меня, заставляя выполнять их волю.
— Знаю. Сытов рассказал. Они задержали вас как-то на проходной со спрятанным изделием, но отпустили.
Арестованный побагровел.
— Лучше бы тогда меня накрыли, — тихо произнес он. — Может, не сидел бы тут. Коробко тогда предложил работать сообща. Ну я и согласился — куда деваться. Они мне указали люден в цехе, на которых можно положиться, и рассказали, как организовать сбыт. Все шло гладко, пока милиция не пронюхала. Как-то они пригласили меня на квартиру Сытова, и Коробко сказал, что милиция напала на мой след. А Сытов стал утешать: «Не волнуйся, — говорит, — больше двух лет не дадут, а вернешься — двадцать пять кусков твои. II жену с ребенком не оставим, помогать будем и тебе посылочку пошлем». Поверил я им, подумал: чем мне лучше будет, если они подельниками пойдут? Считал, два года — тьфу. А вышло восемь. После драки-то чего кулаками махать! Поначалу они действительно и семье помогали, и мне кое-что подбрасывали. Потом перестали. Л от жены я развод получил, уехала она куда-то с сыном. Вот и взяло меня озлобление: я на тюремной баланде, а эти пауки живут себе припеваючи…
Сусло с яростью скрипнул зубами. Па щеках у него заходили желваки.
— Освободился — и сразу в Боровск. Смотрю, а Коробко и след простыл. Я к Сытову. «Давай, — говорю — деньги, мои двадцать пять кусков». А гад этот клянется и божится, что денег у него нет, и бросил мне рублей пятьсот. Я за горло его взял и свое требую, а он на колени бух: «Нет у меня денег, пощади, возьми что есть, все Коробко забрал, да и смылся». Поверил ему, отпустил. «Где, — спрашиваю, — Коробко»? — «В какой-то Новоспасск уехал».