Искатель. 1984. Выпуск №4

Олег Константинович не знал, что им сказать. Он привалился грудью к борту шлюпки и ощутил в кармане что-то жесткое. Вытащил. То был блокнотик в целлулоидной упаковке, о котором забыл. Он расстегнул кнопочку и вынул блокнот. Влага едва коснулась обреза, и край блокнота был теперь волнистым. Соколов раскрыл блокнот наугад. Там была чья-то телеграмма — из тех, что посылали во Владивосток. И он, еще не задумываясь зачем, стал читать вслух:

— «Живу хорошо! Работаю легко. До встречи. Целую. Маша». Так это твоя телеграмма! До встречи — написала, а слезам волю… А ты, Сажин, требовал, помнится, чтобы во Владивостоке запасли тебе бочку пива. Должна бочка дождаться. Без тебя скиснет, а, Сажин?

По глазам людей, сидевших в шлюпке, он понял, что всем тоже вдруг захотелось еще раз услышать, что они писали домой. Еще раз коснуться той ниточки, которая еще тянулась, еще не оборвалась… И он читал телеграмму за телеграммой как можно громче, чтобы всем было слышно, чтобы перекрыть шум океана. А он нарастал — и шум волн, и шум ветра.

Еще двое суток держали парус попеременно третий помощник и кочегар. Потом парус пришлось зарифить, потому что усилившийся северный, леденящий ветер мог опрокинуть шлюпку. Они отлеживались и грелись под возвышением, которое образовал брезент. Сначала ветру, поднявшемуся после штилевой погоды, все были рады. Но он усилился, разгулял волну принес снег с дождем. Главное теперь было удержать шлюпку, не дать ей стать лагом к волне. Рулевых Соколов менял каждый час.

Из тьмы вылетали белые снежинки. Оседали на рукав кителя и не таяли. Соколов не спал четвертую ночь подряд. Он не спал ночами с тех пор, как однажды проснулся и услышал; по дну перекатывается вода. Он хотел измерить, сколько ее натекло в невидимые щели, да перехлестнуло через борт. Но распухшая ладонь не чувствовала холода. Соколов закатал рукав кителя до самого плеча и опустил на дно локоть. Вот с тех пор локоть и стал его мерой. Как только вода достигала середины предплечья, он будил того, чья очередь отливать воду наступала. Для этого он перебирался к возвышению, образованному брезентом, и требовательно тащил второго, потом третьего с края.

Всю ночь Соколов сидел на носовой банке и смотрел вперед. Он спрятал за пазуху ракетницу и два последних заряда к ней. Берег на тот случай, если увидит ходовые огни парохода. Но они все не появлялись. И каждую ночь Соколов казнил себя за то, что приказал идти на ходовой фарватер и ждать, ждать, ждать пароход. Наверное, он сделал ошибку, самую главную и непоправимую из всех, что бывали когда-то. И никто не узнает, что на его счету жизни всех, кто был в шлюпке. Всю долгую ночь он заставлял себя о чем-то думать, вспоминать, чтобы не выключиться, не заснуть и не пропустить ходовые огни парохода. Не пропустить пароход, который мог ничего не заметить, ударить шлюпку и пройти дальше.

Теперь он думал об Игоре, который тоже лежал под брезентом. Он заставил Игоря надеть обе рубашки стармеха, от тех двух пар прекрасного ленд-лизовского шерстяного белья. Олег Константинович думал о мужестве этого мальчишки. Как он, перебравшись с плотика на шлюпку, окинул взглядом всех, кто был в ней. И ни словом, ни жестом не выдал своего горя. Игорь работал на веслах как все. И упрямо отталкивал того, кто хотел до срока его подменить. Он был молчалив, как все. И не отводил глаз, когда в море, навсегда, уходит тот, кого забирал холод. Он стал таким же взрослым, как все, только ростом поменьше. И главное, у него сохранились еще силы. Откуда?!

Соколов сполз с банки, закатал рукав, опустил локоть на дно шлюпки. Все быстрее стала натекать вода. Опять пора откачивать. И он потянул кого-то за распухшую, как и у всех, ногу. А сам снова взобрался на банку и стал смотреть в ночь. И вдруг он увидел освещенный причал — то ли Сиэтл, то ли родной Владивосток. По причалу прямо на негр ехал автомобиль с ярко включенными фарами. Он беззвучно пронесся мимо, но за тем автомобилем следовала целая колонна, и у всех машин ярко включенные фары…

Протер глаза. Ничего… Вот уж третью ночь подряд — галлюцинации. То казалось, что прямо на шлюпку идет ярко освещенный пассажирский лайнер. Еще немного, и разобьет вдребезги. Он сунул руку за пазуху, выхватил ракетницу. И… увидел перед собой черноту ночи и склон волны.

Кто-то подобрался, лег рядом.

— Я воду всю откачал. — Это был Игорь.

— Так это тебя разбудил? Прости.

— У меня силы есть.

— Знаю, что есть. Но береги их. Тебе надо беречь их больше всех.

— Я как все, — упрямо сказал Игорь.

— Ты не прав. Понимаешь, я могу умереть, любой может умереть. Но ты обязан выжить. Понимаешь, обязан.

— А зачем одному?

— И ты упал духом? Нельзя падать духом.

— Нет, я хочу жить. Но я один не справлюсь со шлюпкой. Я один ничего не могу с нею сделать.