Искатель. 1984. Выпуск №5

«В Посьетском районе, в полутора километрах северо-восточнее пограничного знака № 11, группа японо-маньчжурских солдат численностью в 30 человек перешла границу Союза ССР и засела в камнях. Заметив приближающийся советский пограничный дозор, японо-маньчжурские солдаты открыли по нему ружейно-пулеметный огонь…»

«Японский отряд численностью около одной роты, перейдя границу Союза ССР, произвел нападение на советский пограничный наряд у Рассыпной пади в Гродековском районе. Встретив, однако, должный отпор, японский отряд был вынужден удалиться на маньчжурскую территорию…»

«Маньчжурский быстроходный катер, следуя вниз по Амуру в районе Джалинда, Перемыкино, Бекетово, Толбузино, Ваганово, шел в советских водах, причем команда вела наблюдение за советским берегом…»

«Ниже нашего хутора Бейтоново на Амуре с маньчжурского плота был обстрелян наш берег…»

Человек, изучающий сводку, жирными штрихами отчеркивал абзацы и, постукивая карандашом по краю стола, насвистывал мелодию марша из нового кинофильма «Если завтра война». Усмешка скользнула по его сухому, горбоносому лицу кавказца. Устремления организаторов провокаций были куда как очевидны: накалить и без того взрывоопасную атмосферу до критической точки. А там уж все пойдет само собой: полетит самолет, застрочит пулемет, загрохочут железные танки…

Полуобернувшись, человек посмотрел в окно, за которым клубились, густели и наливались чернильной синевой грозовые облака, и задумался о том, что не давало ему покоя все последние недели, — о «Командоре».

Два месяца назад поступила от «Командора» радиограмма:

«Дракон сообщает, что командование Квантунской армии ввело запрет на пролет гражданских самолетов над железнодорожной станцией Бинфан и ее окрестностями. Район станции Бинфан, находящейся к югу от Харбина, объявлен запретной зоной третьей степени секретности. Подробности через неделю, при очередном сеансе связи».

Эта короткая радиограмма говорила сама за себя: раз появилась новая запретная зона, к тому же еще строжайше засекреченная, следовательно, японцы создают какой-то новый объект, несомненно, военного назначения.

Однако через нелепо «Командор» не вышел в эфир. А потом в Центр поступил помер газеты «Харбинское время» Набран пая мелким шрифтом заметка в рубрике «Местные происшествия» сообщала.

«В камере предварительного заключения сыскной полиции повесился Павел Летувет, старший буфетчик трактира «Зарубежье», арестованный по подозрению в незаконной торговле спиртными напитками».

И невдомек было анонимному хроникеру, что эти его три строчки слепой нонпарели — эпитафия «Командору».

О том, что старший буфетчик трактира «Зарубежье» Павел Летувет это и есть «Командор», знали всего лишь несколько человек, и только здесь, а больше — нигде и никто в целом мире.

Невозможно было даже на долю секунды принять па веру версию о том, что такой человек мог опуститься до мелкого гешефтмахерства горячительными напитками. И уж конечно же, быть не могло, чтобы он вот так, за здорово живешь, сам, по своей доброй воле, ушел из жизни. Ни у кого в Центре не было ни малейшего сомнения в том, что мнимое самоубийство «Командора» — японская сказочка, рассчитанная на простофиль.

Редко кому удается изо дня в день ходить по лезвию ножа и ни разу не оступиться. «Командор», вероятно, на чем то споткнулся. И ему накинули петлю на шею.

«Значит, прямых улик против него не имелось — были только какие-то подозрения, причем, по видимому, очень смутные, — подумал человек. — А из этого следует»