Искатель. 1985. Выпуск №1

— Подожди, доедем!

— Да ты посмотри, он едва ползет!

Прошло еще полчаса. Я не выдержал, спрыгнул с подножки и побежал к паровозу. Догнал. Пожилой машинист объяснил, что впереди разбомбили мост.

— Будешь стоять? — спросил я.

— Как прикажут. Найдут объезд, поедем назад.

Поезд остановился. Я вернулся и обрисовал Сереге обстановку.

— Делать нечего, — сказал он.

— Лучше вернуться на станцию… Ну-ка, ну-ка… поехали!

Наш поезд тронулся курсом на станцию, назад…

Было уже совсем светло. Над горизонтом появились черные точки, они быстро выросли… Одна, две… пять.

— «Юнкерсы»!

Самолеты прошли над составом, вздыбилась земля. Мы скатились под насыпь. Загорелся вагон, еще один… «Юнкерсы» ушли к станции. С той стороны доносились глухие звуки разрывов. Подняв головы, мы увидели бегущих к горевшим вагонам людей… Через час покалеченный, побитый состав вернулся на станцию. Было семь утра. Я хлопнул Серегу по плечу:

— Как знаешь, а я пойду пешком!

— Я с тобой!

Мы покинули станцию и отправились той же дорогой, какой нас вез поезд накануне вечером. Потом свернули налево, перед самым разбитым мостом. Отошли от него, искупались в реке и с полчаса лежали на траве. Солнце клонилось к закату, но красноватые его лучи еще грели руки и тело. На противоположном берегу реки отыскали грунтовую дорогу, которая вела через ржаное поле. По обочинам ясным лазоревым светом светились васильки. Из-под ног вырвался одинокий перепел. Поле было серым, пустынным. В глубокой воронке рядом с обочиной стояла ржавая вода.

Мы снова вышли к железной дороге.

Мимо нас прогрохотал поезд: вагоны со слепыми, заколоченными окнами, укрытые старым брезентом платформы, боец с винтовкой на последней площадке. Я присел на откос, и мы стали соображать, где ближайшая станция или разъезд. Пошли…

Пристроились к поезду. И скоро, очень скоро почувствовали близость фронта. Стало оживленнее: по дороге шли группами солдаты, тянулись бабы в спецовках с лопатами и кирками, за леском послышалось гудение машин И точно по сигналу этих машин поезд остановился.

— Пора! — сказал я.

И СНОВА КАПИТАН ИВНЕВ

И вот когда мы прошли рощицу, выбрались на поляну, обрадовались, что тут хорошая дорога и, судя по указателям, она ведет именно к линии фронта, вот тогда я увидел пятерых в гимнастерках, с автоматами. Справа от нас. Они заметили меня. Я остановился. Бежать было бессмысленно: это был патруль, я мог бы скрыться, но потом было бы труднее… С тыловой просроченной увольнительной лучше не нарушать фронтовых порядков.

А слева увидел я повозку, потом ездовых на лошадях, тянувших пушки, сбоку — всадника на темно-карем белогривом коне. Он тоже посмотрел в мою сторону, и я узнал… капитана. Конь его вытанцовывал, будто догадывался, что артиллерист — это в некотором роде бог войны.

— Капитан! — крикнул я.

— Никитин! — откликнулся капитан. — Живо ко мне!

Я, стараясь идти строевым шагом, направился к Ивневу. Удивительно быстро разобрался он в ситуации, я и трех слов сказать не успел.

— Пойдешь со мной! — сказал он громко, так, чтобы услышал патруль.

— Есть! — Я ответил ему тоже как полагается.

Капитан слез с коня и вел его теперь в поводу. Один из патрульных провожал нас взглядом. Он был молод. Рыжие курчавые волосы буйно торчали у него из-под пилотки, светлые карие глаза весело светились. Мы прошли мимо, а я все еще чувствовал за спиной этот взгляд.

— Это Серега, — сказал я, указывая на моего спутника. — Вот как все получилось… — И я, думая, что необходимо сейчас же рассказать капитану о Сереге, начал говорить, не пропуская ничего, ни одной подробности наших злоключений.

— Понятно, — откликнулся капитан. — Люди нужны. Разберемся.

И по тону, каким он произнес это, я догадался, что Ивнев сосредоточен до крайности и думает о чем-то своем. Впереди я видел ездовых, пушки, солдат в светлых от пыли кирзачах, и мне передалось предчувствие тревоги, которую предвещала эта сосредоточенность капитана и которую я хорошо умел угадывать еще в партизанском отряде. Я еще раз оглядел артиллеристов в белесых от солнца и дождей гимнастерках, заметил на лицах усталость — спутницу фронтовых дорог, увидел доверху нагруженные повозки. Мне передалось общее настроение — шел молча.

На коротком привале я узнал, что еще в июле партизанский отряд, в котором мы воевали с Ивневым, соединился с регулярными частями. Ивнев командовал теперь артиллерийским дивизионом.

Поздно вечером мы разместились в деревне, но выспаться как следует не успели: в шесть утра был получен приказ о выдвижении на танкоопасное направление.

В деревне, которая осталась за спиной, не было ни горячей бани, ни молока, ни привлекательных телефонисток и военврачей, догонявших свои части, ничего этого не было. С рассветом мы поднялись, умылись колодезной водой, погрызли зеленых яблок в большом церковном саду у пруда и оставили эти несколько затерявшихся среди неубранных пашен серых деревянных избенок. И три пожилые женщины в темных юбках и темных платках — половина оставшегося в живых населения деревни — смотрели нам вслед сухими серыми глазами.