Искатель. 1985. Выпуск №3

Варвара смотрела в море, золотящееся вечерними звездами, и толчки глубинного холода не давали ей согреться. И Жан-Филипп, и все остальные их просто не чувствуют, но не в этом суть. Беда в том, что они не допускают источника этого холода.

— Да, — сказала Варвара, — стаж у меня крохотный, всего несколько дней. Да, я попала сюда прямо-таки из-за школьной скамьи, где выучила наиглавнейшее и наигуманнейшее правило дальнепланетчиков: все сотворенное чужим разумом бесценно и неприкосновенно. Но я слишком много имела дела с мертвым зверьем, и для меня существует еще один закон, не менее важный: я в ответе не только за тех, кого приручила, но и за тех, кого приручила не я. И здесь, на Степаниде, эти законы противоречат друг другу.

— Если это противоречие искусственно привнести, — изрек Жан-Филипп.

— Оно самоочевидно. Давным-давно неведомые пришельцы, может быть, и исповедовавшие гуманизм, но только не земной, устроили здесь не то биологический полигон, не то базу отдыха. Натащили с разных планет всевозможного зверья и всех одомашнили. Создали регулирующий центр с целым набором исполнителей. Хозяева отбыли, а программу не выключили. Но десятки тысяч лет одомашненные виды просуществовать не могут, они потихоньку вымирают. Еще бы — в них заложен такой чудовищный комплекс инстинктов, по которому уничтожаются все агрессивные — а следовательно, и наиболее активные — детеныши. А сейчас положение усложняется еще и тем, что этот вычислительный центр совершенно запутался, решая, к какой категории отнести нас, и от перенапряжения он может такое учинить… Нам приносят из леса брошенных детенышей. Не слабых, выпавших из гнезда или норы — нет, наиболее сильных и жизнеспособных. Милых и кротких — мамаше под брюшко, активных и агрессивных — вон из норы. Как удалось заложить в генную память такой принудительный отбор, который перебивает инстинкт материнства? Не знаю. Но садик процветает, очаровашки прыгают, кувыркаются, клянчат подачки. Умильно? Вот мы и умиляемся, вместо того чтобы сесть и разобраться, что же тут происходит.

— Ну, хватит, — сказал Жан-Филипп. — Модель, созданная вами, чудовищна. Не понимаю, как вы можете так говорить о планете, которая вас приютила и которая, пусть при посредстве пока не разгаданных факторов, подарила нам хотя бы один утраченный на нашей планете вид животных.

— Подарила… — устало отозвалась Варвара. — Мы этих телят просто воруем.

— Я допускаю, что вы принимаете некоторые формы излучений, недоступные среднечеловеческому организму, — продолжал Жан-Филипп, великолепнейшим образом игнорируя ее реплику. — Такие феномены случаются, Но интерпретируете вы свои ощущения совершенно превратно. И этически недопустимо по отношению к тем высокоразумным гуманоидам, которые посетили до нас эту планету. Дело в том, что ни в полосе шельфа, ни в глубинах не наблюдается ни малейших следов какого-либо сооружения. Не говоря о городах и вычислительных центрах. Мы самым тщательным образом прозондировали морское дно. Ни малейших следов даже самого простейшего сооружения там нет.

И словно в ответ на его слова раздался шум — расшалившийся аполин взлетел над водой и плюхнулся у самого берега. При этом он мотнул длинной шеей, делавшей его похожим на ихтиозавра, и точным броском швырнул им под ноги звонкий блестящий предмет.

Варвара нагнулась, на ее ладони лежало подобие десятигранной гайки из — пористого золотистого металла.

* * *

Варвара повернулась спиной, и Теймураз защелкнул пряжку креплений. Целый месяц они мастерили эту сбрую со съемочной аппаратурой — один комплект для Варвары, два — для аполинов. Кстати, они уже вертелись вокруг лодочки, стая развязных юнцов, среди которых особенно выделялся Вундеркинд. Время от времени они зашвыривали к ногам людей добровольную дань: кирпичики, патрубки, диски, все из золотистого металла — парафиновой бронзы.

— Э-э, полегче! — Теймураз прикрылся локтем. — Зубы повышибает!.. Мерси. Гран мерси. Опять нам нагорит за подводный грабеж.

Руководство категорически запретило самовольный подъем экспонатов, но аполины придерживались собственного мнения.

Варвара прыгнула в воду.

— Пошли на макет! — крикнула она и, с силой плеснув ладонями по воде, что значило «Внимание, все за мной!», нырнула под днище, где был подвешен условный домик с резными башенками, колонками и нашлепками, в которых угадывались уникальные экспонаты из парафиновой бронзы, явно утаенные от начальственного ока.

Варвара медленно и четко, чтобы всем было видно, поднесла руку к съемочной камере и нажала на широкую клавишу.

Тотчас же брызнул свет (для первого раза — не очень яркий), застрекотал аппарат. Аполины шарахнулись, но ни один не удрал.

Десять секунд сиял свет, работала камера. Затем все автоматически выключилось. Можно было всплывать.

— Есть! — крикнула Варвара, вылетая на поверхность. — Фу… Не перетрусили… Что тебе, Моржик? Включить? Нет, здесь нельзя, только внизу. Сейчас отдышусь, и повторим.

— Слушай, пойду-ка я вместо тебя!

— Не стоит, у нас контакт редкостный… Ну, нырнули!