Искатель. 1986. Выпуск №3

— Нам пора. У нас еще есть дело в городе.

Смущенный, обескураженный развернувшимися событиями, режиссер дал им свою машину, и они умчались в город, где, незаметно миновав охрану, почти час пробыли в научном институте.

Они вышли на площадь, и Юаш вдруг почувствовал, что ему сейчас придется расстаться с удивительной Юнией.

— Юаш, а теперь уходи, — печально сказала Юния.

— А ты?

— Обо мне не беспокойся.

— А ты? — снова спросил он.

— Я улечу, когда будет нужно.

— Ты — птица?

— Не птица, но я умею… Я исчезну…

— Я хочу видеть, как ты исчезаешь.

— Ну что ж. Смотри! — Юния широко расставила свои легкие руки, и они стали похожими на крылья, затрепетавшие в потоках теплого воздуха. И Юаш увидел, что Юния уже высоко парит над каменной площадью.

— Юаш! — уже с трудом услышал он голос Юнии, почти исчезающей в облаках. — Когда тебя потом спросят: знал ли ты меня, говори, что не знал…

— Почему?!

— Так надо, Юаш.

— А ты, Юния? Как я могу забыть тебя?

— А меня нет и никогда не было. Прощай, Юаш!..

Юния уже видела знакомое белое облачко и серебристые нити, протянувшиеся к ней. Она прижалась щекой к шершавой вздрагивающей стене и закрыла глаза.

Легкий свист. Все стихло. А потом Юния услышала голоса.

— Я тебе говорил, Оскарбий, что для нее нет ничего невозможного и она обязательно вернется.

— Что она там учудила, на далекой планете?

— Она тайком оставила в институте созданную ею машину согревания крови.

— Странно… Но зачем?

— У нее родился сын от Алеса — маленький Вашур. Я думаю, что она боится за него, боится, что он не будет таким же бессмертным, как она сама. Вот почему она подарила свою машину всем.

— Сардис, Сардис, ты же знаешь, что бессмертными все быть не могут. Как же не может этого понять твоя упрямица?

— Она живет любовью.

— Призвание женщины — найти себя в мужчине.

— Любовь Юнии шире нашего понимания любви, и мир ее сложнее нашего…

Ночь. Новолуние,
Луна владеет ночью.
Мир спит и видит сны,
Лишь я одна не сплю.
Я жду средь тьмы и звезд.
Когда же ты, обещанный судьбой,
Откликнешься?..

— Я только и делаю, что откликаюсь…

Юния вздрогнула. Таким неожиданно близким и реальным был этот голос. И она сразу ощутила щекой шершавый ствол дикой яблони, увидев себя в родных горах. Светила луна, и все вокруг, до последней былинки, просматривалось четко в ее серебряном свете. Рядом оказался и юноша, который всегда был с нею, когда она «пробуждалась».

— Ты уже вернулась? — тихо спросил он.

— Вернулась, — вздохнула Юния.

— Хорошо. А то мне кажется: вроде бы ты тут и вроде бы тебя нет. Ты где-то была?

— Была… Где-то…

— Больше не уйдешь?

— Уйду. Так надо.

— Кому надо?

— Не знаю.

Он ничему никогда не удивлялся, этот парень, просто верил и потому-то был с ней рядом у этой яблони.

— Почему ты уверена, что так надо?

— Я знаю. Я все знаю. И про тебя тоже. Хочешь, скажу?

— Не надо! Нет! — испугался он.

— И ты знаешь больше. Гораздо больше, чем думаешь, что знаешь.

— Ну, я человек простой.

— Не бывает простых людей. Каждый сложен, как Вселенная. Надо только эту Вселенную найти в себе и поверить в это.

— Ты нашла?

Юния помолчала и ответила стихами:

Для духа оболочка тела тесной слишком
Мне кажется. Лишь малая песчинка —
Судьба моя в сравненьи с миром звезд.
Но я хотела стать хоть краткой вспышкой
Живого света…

Луна проплывала между серебристых и радужных облаков, а горы спали, как горцы, накинувшие на головы башлыки. Юноша проследил за взглядом Юнии и забеспокоился.

— Ты опять смотришь на облака?

— Меня зовут.

— Может, ты с другой звезды?

— Нет, я земная, — ответила Юния. — Я хорошо помню своих предков. Они жили в этих горах.

Игорь РОСОХОВАТСКИЙ ЗАКОНЫ ЛИДЕРСТВА [16]

Художник Константин ПИЛИПЕНКО

Что-то мешало думать. Мысли не выстраивались в цепочку, а шли вразброд, толкая и сбивая одна другую. Я встал, сделал несколько взмахов руками, приседания. И вдруг замер прислушиваясь. Понял, почему не мог работать. Меня отвлекали звуки, доносившиеся из-за неплотно прикрытой двери в тамбур. Они были очень слабые, почти сливались с равномерным гулом и свистом компрессоров, поэтому плохо различались, восприни-маясь как часть общего шума. Но сейчас, когда я перестал работать и прислушался, они проступили в шуме, как проявленные отпечатки. Это были шаги — то медленные, шаркающие, то убыстряющиеся.

Так ходил дядя Вася, уборщик, сорокалетний холостяк. Я несколько раз громко окликнул его. Никто не ответил, но шаги затихли.

Пройдя небольшой тамбур, я открыл дверь в первое отделение вивария. Шаги могли доноситься только отсюда. Дяди Васи не было. Из большой клетки на меня глянули настороженные глаза. Затем длинные волосатые руки схватились за решетку.

— У-ух! А-ух!

— Все в порядке, Том, старина, — сказал я как можно спокойнее. — Ты не узнал меня?