Искатель. 1986. Выпуск №3

— А вы кто будете, Панове? — пока старший читал паспорт, опросил Алексей.

— Власть местная. Альбо не разумиешь? — усмехнулся молодой.

— А что сейчас поймешь, Панове? — вздохнул Алексей. Из паспорта выпал железнодорожный билет. Молодой нагнулся, поднял, повертел.

— С Белостоку едзешь? С западу? — Голос у него был с простудной сипотцой.

«Стынет, наверное, в болотах», — подумал Алексей. И еще раз подивился предусмотрительности Астахова. Вне всякого сомнения, человек, едущий с запада, а не из Минска, вызывал у стоявших перед ним меньше подозрений.

— Так есть, Панове. С Белостоку…

— В войске был? — кивнул на солдатские ботинки Алексея старший. — Жолнеж?[7]

— Где то войско, панове? — уклонился от ответа Алексей. — Едва ноги унес. Подался до тетки, а тут уже русские…

— Ладно, проваливайте, — хмуро скомандовал старший.

— Езус Мария! — прошептал враз оживший Осип, быстро перекрестился и, привстав, ударил лошадь. — Но-о-о!

Колеса запрыгали на колдобинах. Лошадь загнанно хрипела. А Осип все подгонял и подгонял ее, тревожно оглядываясь.

— Фу-у… Сцибло им в тыл!.. Так ведь и убить могли… — Порядочно отъехав от того места, Осип перестал нахлестывать кобылу, сразу перешедшую на шаг. Отер выступивший пот.

— Убить? А за что? — подвинулся к нему Алексей.

— За что?! — Осип сплюнул. — А так…

Осип произнес это с такой тоской, что Алексею на миг стало жутко. «Значит, Астахов не ошибся. М-да, вот и первая встреча… Но с теми ли? Ладно, главное, что я здесь, а не остался там, на дороге. Только уж больно хмур Осип… Случилось тут что?»

Они въехали на пригорок, за которым начиналась их деревушка.

— Но-о! — Осип снова подстегнул кобыленку.

Они подъехали к его двору.

— Дальше сам пойдешь. Не забыл дорогу? — Осип спрыгнул с телеги. Алексей тоже слез на землю, взял под мышку чемоданчик с вещами, связку книг.

— Спасибо вам, дядя Осип! Очень вы меня выручили.

Теткин двор встретил тишиной. Покосившаяся ограда поросла лебедой и уже пожелтевшими мясистыми лопухами. В подслеповатых окошках избы теплился свет. Алексей оглянулся на свежее пепелище рядом с теткиным двором и толкнул скрипучую дверь.

В избе неверный, колеблющийся свет свечей и чей-то глуховато бубнящий в полумраке голос:

— …во смерти нет приемствования о тебе, во гробе кто будет славить тебя? Утомлен я воздыханиями моими. Иссохло от печали око мое…

Читали псалтырь по покойнику.

Алексей невольно вздрогнул и осмотрелся. Чинно, по стенам сидели на некрашеных лавках одетые в темное старушки. На столе закрытый, неструганый, видимо, сколоченный наспех гроб. В изголовье оплывала воском тонкая церковная свеча. Читавший псалтырь пожилой мужчина остановился и, повернувшись к вошедшему, посмотрел на него, подслеповато щурясь за стеклами очков в проволочной оправе. Повисло гнетущее молчание.

«Господи! Неужто Килина померла?» — обмер Алексей.

Одна из женщин поднялась и подошла к нему. Вгляделась и, тонко всхлипнув, припала к его груди:

— Алеша! Родненький! Приехал…

Алексей смог только кивнуть, обнимая сухонькие старческие плечи тетки. Горький горячий комок встал в горле, мешая говорить. Наконец он хрипло сказал:

— Я это… Здравствуй… Я…

Они вышли на крыльцо.

— А это… кто? — глухо спросил он, кивнув в сторону хаты.

— Сосед мой, Аким… Да ты и не помнишь небось? Рядом жил. Убили его давесь. А хату сожгли…

— Кто?

— А хто ж их знает?! Ночью було… А в утро — пожар…

Тетка повела его на другую половину избы. Сзади них снова глухо забубнил над псалтырем местный грамотей Паисий Петрович.

Алексей поставил в угол свой чемодан, пристроил сверху связку с книгами и тяжело опустился на лавку, слушая немудреный рассказ тетки о том, как покойный Аким взял чегой-то в панской брошенной усадьбе. А потом налетели, пожгли. За разговором тетка не забывала собирать на стол. Перед Алексеем появилась холодная картошка в чугунке, пожелтелые поздние огурцы, ноздреватый хлеб, небольшой глечик с молоком.

Тетка села напротив и, подперев голову рукой, жалостливо смотрела, как он ел, двигая желваками на осунувшемся лице.

— Скажи, милый, лучше, ты-то как? Здоров ли?.. Небось ученым стал?

— Скажете, тетя. Какой с меня ученый? Так, недоучка… Время-то тревожное, не до учености, лучше здесь переждать, спокойнее…

— Нашел спокой! — покачала головой тетка. — Поляков выбили, за кордоном германец, а я его, лютого, с той войны помню. В лесу — банда, за лесом — болота, а за ними — новая власть. Приезжали тут прикордонники от новой-то власти. Ничего, справные… Говорили, к зиме болота подмерзнут — выкурим банду, а то и ране. Мол, не попустит власть. Ох, да пока солнце взойдет — роса очи выест…

— Выкурят, тетя, не выкурят их с болота, а жить-то надо. Побуду у вас пока, по хозяйству подмогну чего надо.

— И когда она, жисть-то, будет? — вздохнула тетка, прибирая со стола. — То одного боялись, то другого… Слышь, Алеша, а не слыхать, надолго эта власть-то?

11 октября 1939 года 27-й

КИЛОМЕТР ШОССЕ БЕЛАЯ ВЕЖА—ПОДЛОЗЬЕ

Из всех главарей известных бандитских формирований приказа, похожего на данный полковнику, никто не получал — это Астахов точно узнал через своих людей.