Искатель. 1986. Выпуск №5

Старик — это наш советник, Соболев Сергей Сергеич. Фамилия ему идет: серебристо-седой, дородный, ослепительно чистый старик. Правда, ворчлив, в соответствии с возрастом даже брюзглив. «Ну, Александр Петрович, — это он меня имеет в виду, — ну что такое, отчет для министерства не готов, а вы о каких-то каникулах, о какой-то поездке, в какой-то там Тенассерим… Ах вот это и есть ваш отчет? Хитрец, однако, все предусмотрел…» «Сергей Сергеич, — напомнил я ему, — подорожную нам выписали на троих советских. Может, вставить кого-нибудь из наших для компании? Не скоро еще такой случай представится». — «Да кого? Меня, что ли? — проворчал старик. — Все в моем аппарате делом заняты. Я бы без Володи недельку обошелся, да не поедет он с вами, боится амебной дезинтерии. Вы сами… поосторожнее там. Подумаешь, Тенассерим. Что вы забыли там, в этом Тенассериме? Зато вы не были на островах Чао-Пыо, а я был. Вот так, Александр Петрович». Инка сидела поодаль от начальственного стола, тихая, как мышка (пустит? не пустит? ей очень хотелось). Старик сурово посмотрел на нее и сказал: «А вы, любезнейшая Инна Сергеевна, присматривайте там за своим супругом, чтоб далеко от берега не отплывал. Съедят его акулы — как будем в вашем Минвузе объясняться?»

— Значит, все-таки советник тебя воздвиг? — спросила Володю Инка.

— А куда ж мне деваться, — добродушно ответил Володя. — Случится там с вами что-нибудь — он мне век не забудет. Вот и получается: вы какие-то свои фантазмы преследуете, а я из-за вас безвинно страдаю. И за это вы меня будете всю неделю пивом поить, вот такое условие.

2

Минут через пятнадцать, когда мы уже собрались, в дверь осторожно постучали. Это была миссис Рузи, сухонькая темнокожая индианка, консьержка нашего дома. Мы еще вчера договорились, что она будет присматривать за нашей квартирой и не даст в обиду Мефодия, на которого кое-кто из жителей квартала имел гастрономические виды. Кошек в Бирме едят не от голода: они тут считаются деликатесом.

Я передал миссис Рузи ключи от квартиры, а Инка рассказала все, что нужно, о привычках Мефодия.

— Сэйя, — сказала мне миссис Рузи, доставая из складок своего темно-фиолетового сари пластмассовую черную баночку. — Сэйя, в Тенассериме много змей… — Она очень выразительно выговорила «Э лот он снэйкс», и Володя крякнул и заерзал в кресле. — Если, не дай бог, случится что-нибудь, вот этот балм… это очень надежный балм, носите его всегда с собой, даже в море, он не боится воды… Надо сразу же смазать укушенное место, только не самую ранку, а вокруг…

Я нарочно сказал «самое», чтобы передать хоть отчасти изысканность ее речи. Даже Володя, слушая миссис Рузи, умилялся: «Ну, совершенно викторианский язык!»

— Это место немного похолодеет, — продолжала миссис Рузи, — и человек заснет на день или на два, не следует опасаться, пусть только он не находится на солнцепеке.

— Кто как, а я уже похолодел, — пробормотал Володя.

Он встал, подошел ко мне, взял у меня из рук баночку, решительно открыл ее, понюхал и начал было обсуждать с миссис Рузи какие-то медицинские тонкости. Но старушка не совсем понимала его американизированный «инглиш».

— Есть два типа змеиного яда, — внушал ей Володя. — Один действует на кровь, другой — на нервы…

Однако старушка упорно твердила, что ее балм универсален.

— Оставь в покое женщину, зануда, — сердита сказала Инка по-русски. — Ты сам на нервы действуешь, лучше тогда сиди дома.

Эта отповедь подействовала на Володю благотворно. Он сразу притих и, сев на корточки, принялся неумело заигрывать с Мефодием, которого это удивило. Володя не раз внушал нам, что вместе с Мефодием в наш дом вошла зараза. По-видимому, приятель наш готовил себя к снятию биологической блокады.

Мы поблагодарили миссис Рузи за рекомендации, попрощались с ней, взяли свои баулы и вступили, как выразился Володя, «на каменистый путь приключений».

Советник оказался настолько любезен, что прислал Володю на «Волге» и тем избавил нас от хлопот с такси. Шофер аппарата Мья Тве, смышленый миловидный паренек, довольно бегло говоривший по-русски и охотно откликавшийся на имя Матвей, был в совершенном восторге от нашего плана провести неделю в Тенассериме.

— Там очень хорошо, сэйя, очень! — говорил он, выводя машину на широкую улицу Пром, ведущую к аэропорту. — Такой большой пляж, такое теплое море!

— Даже сейчас, в декабре?

— Даже сейчас! Можно плыть много-много!

— А акулы там есть? — сурово спросил Володя. — Акулы, шаркс!

— О, акулы! — широко улыбаясь, Мья Тве с удовольствием повторил новое для него слово и для выразительности щелкнул зубами. — Конечно, есть, мастер! Много-много, стоят мало-мало! Очень вкусный!

— Я тоже вкусный, — буркнул Володя, и Мья Тве, оценив шутку, радостно захохотал.

Погода стояла великолепная. Впрочем, здесь, в Рангуне, эта фраза вряд ли имеет смысл. Погода стояла точно такая, какая стояла всегда, за исключением сезона дождей и апрельской жары, о которой мы с Инкой знали только понаслышке: в апреле — мае у нас отпуск.