Искатель. 1987. Выпуск №2

— Уток-то сколько, — показал Мамонтов на заросший откос, из-под которого стремительно поднялся на крыло утиный выводок.

— Рано еще, — односложно ответил Бельды. — Утка жир не нагуляла, да и утята не подросли еще.

Бывший десантник недоуменно посмотрел на Ивана.

— Это что же — на реке живи, а пару уток убить не моги?

— Почему ж не моги, — откликнулся Бельды, выводя лодку из стремнины. — Чего ж селезня не убить? Можно и убить. А вот утку нельзя еще, погодить надо.

Мамонтов хмыкнул:

— А я, честно говоря, думал, что здесь охотятся в любое время.

— Многие так думают, — уклончиво ответил нанаец. — А кое-кто и браконьерствует в открытую. Вот и поубавилось рыбы в реке да зверя в тайге.

— Уж это ты, поди, загнул. Эвон махина какая. С самолета глазом не окинешь. А ты… поубавилось.

— А людей сколько понаехало, — в тон ему ответил Иван. — И почти у каждого ружье. Да и леспромхозы не сбрасывай со счетов Вот и уходит зверь с насиженных мест.

Он замолчал, ловко заработал веслами, стараясь поближе держаться к берегу, под прикрытием подступившего к воде кустарника. Бывший десантник понял эту маленькую хитрость: если Рекунов еще не дошел до лесосеки и идет вдоль берега, то ему их легче заметить на середине реки.

Какое-то время плыли молча, и только хмурое лицо Бельды выдавало настроение нанайца. Мамонтов не стал тормошить его расспросами, однако тот неожиданно заговорил сам:

— Видишь рыбины? — спросил он, кивнув на берег, где валялось несколько тушек кеты.

— Ну?..

— Небось, думаешь, отнерестившаяся?

— Наверно, — недоуменно пожал плечами недавний солдат, которого, откровенно говоря, меньше всего заботил этот вопрос.

— Вот-вот, многие так думают. А я тут поднял одну такую рыбину, а у ней в жабрах мелкий-мелкий белый песок. Она даже икру не успела отметать — погибла.

— Из-за песка?! — не поверил Мамонтов.

— Из-за него, — хмуро ответил бригадир лесорубов — Тут чуть выше по течению артель старательская стоит, они гидромониторами руду моют, так вот у них отстойники ни к черту. Еще прошлым годом об этом говорилось. Обещались исправиться И вот…

— А что, разве за этим никто не следит? — удивился Мамонтов, рассматривая тушки больших, сильных когда-то рыбин, бог знает из каких мест пришедших сюда на нерест.

— Как же не следят, — должны следить. Санитарно-эпидемиологическая станция… — делая ударение на последнем слове, с нескрываемой неприязнью протянул Бельды.

— Ну и…

— А чего «ну и…»? Дело ясное Схимичили, видать, когда принимали отстойники да очистные сооружения.

И опять надолго замолчали, каждый думая о своем. Иван Бельды прикидывал, какой ему будет «разнос» от начальства, когда в леспромхозе узнают о побеге Рекунова, а бывший солдат-десантник, пожалуй, впервые задумался о том, что услышал от бригадира лесорубов. Вот она, оказывается, чертовщина какая. Какой-то мелкий белый песок, и от него рыба красная гибнет…

Теперь Бельды вел лодку вдоль пологого берега, от которого, казалось, разбежались лесистые сопки. И вдруг он запел — негромко, будто мурлыкая себе под нос:

Свадебные саночки, Чикченку,
Даренные мамочкой, Чикченку,
Мчите по льду, через реку Чикченку,
Полюбила я навеки, Чикченку…

Песня была длинная, вроде бы односложная, но какая-то очень теплая, напевная. А заканчивалась она словами — «верьте, сестры, верьте, братья, Чикченку, ждут меня его объятья, Чикченку».

Бельды посмотрел на Мамонтова, усмехнулся.

— Думаешь, с ума сошел? Рекунов-проходимец услышит? Не-ет. Ему в этих местах к берегу не выйти — топи. Так что он вон ту сопочку с другой стороны обойдет.

— А чего ж ты шепотом? — резонно спросил Мамонтов.

— Не знаю, — сам себе удивился бригадир лесорубов. — Привычка, наверное. Еще от деда да отца осталась. В тайге да на реке громко петь нельзя — Подю спугнуть можно. Они ж у меня охотниками были.

— А кто это — Подя?

— Подя? Ну, парень… даешь ты. Подя — это хозяин охотничьих угодий. Про него каждый охотник знает. Да-да, ты не смейся, — не на шутку обиделся Бельды. — Есть даже старинный охотничий обычай, его мой старший брат всегда соблюдает.

И замолчал, насупившись.

— Расскажи, Иван, — попросил Мамонтов. — Ей-богу, впервые слышу.