Искатель. 1988. Выпуск №6

В пустом ресторане они заняли столик и с аппетитом принялись за ужин. Все оказалось необыкновенно вкусным. Вскоре появились и лесорубы — живописные, почти как в вестернах, — не преминул заглянуть на огонек и Иван, которого Лилков тут же пригласил в компанию. Ивана он представил как бывшего управляющего курортом, занимавшего сей ответственный пост лет двадцать назад. Это явно польстило гостю. После второй рюмки лицо его раскраснелось, он разговорился. Сказал, какая для него большая часть — беседовать с работниками кино, которые приехали из самой столицы «прославить курорт». Может, и его самого заснимут для фильма о партизанах?

Года полтора назад дачу, по его словам, приобрел господин Бангеев — «виноват, товарищ Бангеев». До него много лет владельцем был какой-то Ликоманов. Имени его Иван припомнить так и не смог: и не Антон, и не Андрей, какое-то заковыристое, он такого никогда не слышал. Широкой души был господин, любезный, воспитанный, таких нынче все меньше становится. Нынешний владелец дачи — упрямый, прижимистый хозяин, сюда он наведывается редко.

Ивану объяснили, для чего нужна дача съемочной группе. Замысел фильма он с важной миной одобрил, готов был помочь со сценарием, поскольку помнил военные времена, и охотно сообщил телефон Бангеева. Если киногруппа что-нибудь заплатит этому скупердяю, уверял Иван, тот на все согласится, особенно сейчас, по окончании курортного сезона. Ведь до следующего лета даче пустовать (впрочем, и этим летом она стояла пустая).

— Нет, — вспомнил Иван, — недавно там были двое. Когда ж это было? Да, кажись, месяц назад… Даже меньше месяца. Я ведь за этой дачкой присматриваю. Вроде и не мое дело, но рядом курортные корпуса, мало ли что… Услыхал я однажды: кто-то там, в доме, разговаривает. Подхожу, зову: «Господин Бангеев!» Кричал, кричал — никто не отвечает. Ну, думаю, дело нечисто, и решил подняться на террасу, замок осмотреть. Подымаюсь — и выходит мне навстречу человек. Нет, не Цвятко Бангеев, а какой-то вообще мне не известный. Смуглый такой, здоровенный. Я, говорит, от Бангеева, он дал мне ключи. И показывает связку. Правда, издалека: не такой уж я простак, не стал к нему подходить близко. Мы, мол, здесь водопроводные трубы в порядок приводим, вместе с братом. «А, с братом», — киваю я ему, а тут и брат показался, тоже смуглый, но комплекцией совсем жиденький, совсем как подросток. Оказывается, они еще и обои задумали сменить — машиной обои привезли. А машину оставили в рощице поодаль, почти рядом с шоссе. После уж я ее осмотрел. Синий «москвич».

Вряд ли словоохотливый Иван запомнил номер, да и не хотелось проявлять чрезмерный, как говорится, нездоровый интерес, и все же Бурский, не сдержавшись, под укоризненным взглядом Шатева спросил:

— Интересно, почему это именно у «москвичей» такие странные номера? Неужели от марки зависит? И буквы чудные, правда?

— Номера как номера, — возразил Иван важно. — У всех машин они одинаковы. У братьев этих тоже был обычный. А вот буквы я запомнил. Первая «А», вторая «В», третья «С». Мальчишки их так читают: «А Вот Столичная» или «А Вот Софийская». У вас же тоже буквы такие, верно?

«Глазастый этот Иван», — подумал Бурский, решительно меняя тему.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что братья работали на даче дней десять. Когда в начале октября Иван снова наведался к ним, дом был пуст, дверь закрыта, синий «москвич» исчез. Выходило, что работа на даче была завершена.

Они сидели допоздна — пока бай Янко, включая и выключая свет, не намекнул деликатно, что, дескать, пора и честь знать. Впрочем, как заведующий гостиницей (по совместительству), он должен был выдать гостям простыни и одеяла.

Перед сном Бурский заглянул в номер к Лилкову, спросил:

— Скажи, Пухи, почему и ты, и Иван величаете теперешнего владельца дачи господином? Ладно бы только Кондюкова, белоэмигранта, жившего еще в те времена. Это было бы понятно. Но Бангеева, Ликоманова — с чего бы это?

— Да я как-то и не заметил… Может, привычка? Раньше ведь такими виллами владели сам знаешь кто… Вопрос твой законный, но для заместителя главного редактора не в подъем. Есть, наверное, причина…

Обычно Бурский засыпал, едва голова коснется подушки, но в эту ночь долго ворочался в постели. Перед ним вставали вопросы один заковыристей другого, и ответить на них он должен был сам. Не потому, что не доверял своим коллегам. Просто он давно привык брать на себя всю полноту ответственности — и как старший по званию, и как человек, на которого возложено расследование.

Размышления его сводились к следующему.