Искатель. 1989. Выпуск №3

Дверь открылась, и в проеме возник темный силуэт. Колотов метнулся к нему, встал вплотную, чтоб лишить седого красавца маневренности, и выдохнул ему в лицо: «Милиция», — и только потом поднес к его глазам раскрытое удостоверение. Маратов сказал: «Ой», — и отступил на шаг. Колотов шагнул вперед, а за его спиной в квартиру втиснулись оперативники и шофер. Колотов упер палец в живот художнику и порекомендовал, обаятельно улыбаясь: «Не дыши!»

— Чисто, — доложил из комнаты Скворцов.

— Вернее, пусто, — поправил Лаптев. — Что касается чистоты, то сие проблематично.

— Слова-то какие знаешь, — позавидовал Скворцов.

— На счет «три» можете выдохнуть, — сказал Колотов, — и почувствуете себя обновленным.

Колотов сделал несколько беспорядочных пассов руками, затем замер, направил на Маратова полусогнутые пальцы и, насупив брови, произнес загробным голосом:

— Раз, два, три!

На счет «три» благородное, слегка потрепанное лицо живописца налилось злобой, глаза подернулись мутной пеленой, как перед буйным припадком, и он выцедил, прерывисто дыша:

— Сумасшедший дом!.. Произвол!.. И на вас есть управа! — Новый человек! — восхитился Колотов.

— Вы ответите! Это просто так не пройдет, — продолжал яриться седой художник. — Меня знают в городе!..

— Вы достойный человек, никто не оспаривает, — заметил Колотов. — Но наши действия вынужденны. — Колотов широко и добро улыбнулся. — Сейчас я все объясню.

Он захлопнул входную дверь, с удивлением обратив внимание на то, что изнутри она обита высшего качества белым, приятно пахнущим дерматином. Да и прихожая в мастерской, как в квартире у сановного человека, отделана темным лакированным деревом, на стенах причудливые светильники, пестрые эстампы, под ними два мягких кресла, стеклянный прозрачный столик, плоский заграничный телевизор с чуть ли не метровым экраном. Замечательная жизнь у отечественных живописцев. А все жалуются…

Колотов прошел в небольшую квадратную комнату, Маратов, нервно одернув длинный, заляпанный краской свитер, деревянно шагнул за ним. И здесь неплохо. Светлые узорчатые обои, стереоустановка, опять же картины и эстампы. Только вот, прав был Лаптев, не совсем чисто. Несколько сдвинутых вместе кресел опоясывали маленький столик с остатками вчерашнего, видимо, бурного ужина — грязные тарелки, пустые бутылки, окурки повсюду — на полу и даже на кушетках.

Сегодня у авангардиста Матюшкина соберутся интересные люди, вспомнил Колотов. Споры, разговоры, смех, вкусные напитки, влажная духота, и завлекательная дикторша по левую РУКУ. рядом, вплотную, можно ласково коснуться невзначай…

Колотов провел по лицу ладонью, усмехнулся, повернулся к Маратову:

— Интересная у вас жизнь, Андрей Семенович, выставки, вернисажи, премьеры, банкеты, много знакомств, много замечательных людей вокруг…

— Неплохая жизнь. — Угрюмый художник стоял у окна, скрестив на груди руки. — Да не вам судить.

— Но много и случайных знакомств. — Колотов не реагировал на такие нехорошие слова. — Кто-то подошел в ресторане, кого-то привели в мастерскую друзья. Так?

Художник молчал, неприязненно глядя на Колотова.

— И разные бывают эти знакомые, и плохие, и не очень, честные и нечестные, — с простодушной улыбкой продолжал Колотов. — Всем в душу-то не влезешь.

— Что вы хотите? — нетерпеливо спросил Маратов.

— Помогите нам. Вспомните одного занятного человечка. Лет сорока пяти—пятидесяти, высокий, дородный, радушный, хорошо одевается, ходит вальяжно, глаза серые, нос прямой, чуть прижатый внизу, зовут, по-моему, Василий Никанорович, иногда кличут… Стилет.

Маратов покрутил головой.

— Не знаете? — уточнил Колотов,

Художник опять покрутил головой, разжал руки и, тщательно послюнявив палец, стал стирать пятно охры, въевшейся в свитер, видать, не один год назад.

— У меня есть человек, — сказал Колотов, разглядывая городские пейзажики, развешанные на стенах, — который подтвердит, что видел вас вдвоем. Два раза.

— Да мало ли их, с кем я встречаюсь! — опять взъярился Маратов. Седые волосы встопорщились на висках. — Пети, Саши, Мани…

— Я про это и говорю. — Колотов сделал наивное лицо и заговорил с художником, как с дитем. — Вспомните, вспомните… — Он указал на дверь, расположенную напротив входной. — Что там?

— Рабочее, так сказать, помещение, — словно декламируя стихи на торжественном вечере в День милиции, проговорил Скворцов. — Прибежище, так сказать, творца. Короче говоря, мастерская. Скульптуры, картины, мольберты и кисти…

Колотов посмотрел на дверь, потом на Скворцова, потом опять на дверь. Скворцов хмыкнул.

— Пойдем понаслаждаемся, — сказал он Лаптеву.

— Доброе помещение, — заметил Колотов, повернувшись к художнику. — Вторая квартира. Не многовато, а? На одного?

— Не понял?! — вскинул голову Маратов. — Я по закону. От исполкома Мне положено. За свои деньги!

— Притон, — коротко квалифицировал Колотов и кивнул на грязный стол.

— Дружеская встреча по поводу…

— Антиобщественный образ жизни. Система.

— Да уверяю вас, это не так.

— Заявления соседей…

— Завистники…

— Связь с уголовно-преступным элементом, совращение малолетних, наркотики…

— Да нет же, нет!..