Искатель. 1990. Выпуск №4

— Гы… — открыла щербатый рот старуха. — Он мине не докладывает. А нетути его ужо неделю. Не меньше.

Новость для меня малоприятная. Что делать? Не думаю, что мне удастся быстро получить санкцию на обыск: Иван Савельевич все еще по больницам прохлаждается, а его молодой коллега, завидев меня, зеленеет от испуга и старается побыстрее сбежать куда-нибудь «по делам». А что, если?..

— Рискнем? — тихо говорю Баранкину, показывая глазами на дверь комнаты Карасева.

— Ты что, того?.. — хотел покрутить он пальцем у виска, но, заметив любопытный взгляд старухи, быстро опустил руку. — Серега, у меня свадьба через три дня… — взмолился он. — Кто капнет — нас со свету сживут, по высоким кабинетам затаскают…

— Могеть, вам зглянуть на евонную комнату надыть? — робко спросила старуха.

— Не мешало бы… — переглянулся с Баранкиным, он только потупился безнадежно.

— Чичас… — Старуха зашлепала по коридору.

Через минуту она возвратилась и протянула мне ключ.

— Евойный, запасной… — Глаза ее забегали.

— Откройте, пожалуйста, — с официальной сухостью сказал я.

Старуха помялась немного, но не возразила.

Комната Карасева поражала убожеством: давно не беленные стены, слой пыли на столе и телевизор старой модели, простыни не первой свежести на довоенного образца кровати с медными шишечками… Я чувствовал себя неловко и ругался последними словами — а дальше что? Обыскать — значит, нарушить закон, уйти просто так — а вдруг в комнате есть что-нибудь такое… Короче, мы с Баранкшшм топтались у входа, а затем он меня потянул за рукав к выходу. И тут я увидел! В другое время, при иных обстоятельствах я, возможно, прошел бы мимо, ничего не заметив, но в этот неприятный для нас с Баранкиньш момент все мои чувства были обострены…

Через полчаса я уже стоял на пороге ЭКО.

— Здорово, Кир Кирыч! Колдуешь?

— А, Серега. Наше вам… — Мой приятель-эксперт оторвался от окуляра микроскопа и вяло пожал мне руку. — Садись. Хлебнешь? — показал на колбу, до половины наполненную прозрачной жидкостью.

— Спиритус вини?

— Извини, Серега, коньяк для опытов нам не положен. Чем богаты…

— Увы, не могу. Как-нибудь в другой раз. Тороплюсь. Я к тебе за помощью. Нужно срочно определить, что это за следы, — и я протянул Кир Кирычу полиэтиленовый пакет с тряпкой, которую выудил из картонного ящика с мусором в комнате Карасева.

— Старик, для тебя сделаю. Посиди. Я в лабораторию. Вот журнальчик итальянский для мужчин. Поразвлекайся. Да не вздумай увести. Вещдок…

Вскоре Кир Кирыч возвратился.

— Ну, это просто… Сам, наверное, знаешь. На этой тряпке следы порохового нагара, оружейного масла и чешуйки свинца. Короче, этой тряпкой чистили ствол, похоже, револьвера.

— Чешуйки свинца… Слушай, Кир, а нельзя проверить, не из этого ли оружия застрелили Лукашова?

— Можно. Но на это потребуется значительно больше времени. Нужно провести спектральный анализ чешуек и пуль.

— Кио, голубчик, постарайся! С меня причитается.

— Да ладно, сочтемся. К вечеру заключение будет готово.

Поздним вечером я позвонил в ЭКО.

— Обрадую тебя, Серега, — ответил на другом конце провода усталый голос Кир Кирыча. — Именно из этого нагана был застрелен Лукашов. За бумагами зайдешь?

— Спасибо, Кир! Ну ты молодец… Бумаги завтра. Будь здоров!

КИЛЛЕР

Как я по-глупому влип, простить себе не могу! Попался на элементарную уловку, как молокосос. Взяли меня Додик с Феклухой в тот момент, когда я помогал подняться старушенции, ни с того ни с сего рухнувшей прямо передо мной. Это я уже потом понял, что старая стерва была «подсадной уткой», когда меня притащили к ней на «хазу» в пригородном поселке, Додик и Феклуха ржали, как помешанные.

Шеф появился на вторые сутки моего заточения.

— Ну, здравствуй, мой мальчик, — он уселся на табуретку, развяжите ему ноги, пусть сядет, — приказал он Додику.

Я лежал на кровати, связанный по рукам и ногам, — эти поганцы боялись меня, как огня, конечно, в данной ситуации это обстоятельство было слабым утешением.

— Шеф, да он… — Додик скорчил глупую гримасу.

— Два раза я не повторяю…

Додик поспешил исполнить приказание.

— Ты голоден? — участливо поинтересовался шеф.

Я молчал, с ненавистью глядя на его тщательно выбритое лицо.

— Не сердись. Ты сам виноват. То, что надумал завязать — ладно. С кем не бывает… А вот то, что осмелился водить меня за нос, — это уже наказуемо, и со всей строгостью. Тебе было поручено ликвидировать жену Лукашова. С некоторых пор она стала для нас опасна. Я тебе объяснил почему. Для тебя ее кончить… тьфу! И нет. Невелика сложность. А ты все ходил вокруг да около, глаза мне замыливал, а сам лыжи вострил: билет на самолет прикупил, денежки припрятанные откопал. Те, что я тебе платил. Я! Не скупясь платил. К бабе своей собрался по-шустрому да втихаря? Ну это еще полбеды. Но за то, что ты пожалел жену Лукашова — пожалел ведь, а? — и не выполнил мой приказ, ответ держать придется. Молчишь?

Шеф закурил и некоторое время смотрел на меня задумчиво, пуская дымные кольца.

— Выйди. — указал он Додику на выход. — Оставь нас одних.

Подождав, пока Додик плотно прикроет дверь, он начал: