— Сегодня у нас состоялось объяснение. Я сказала Сергею, что боюсь за него, и попросила объяснить, в чем дело.
— Это было до телефонного разговора? Или после?
— После. Сергей сказал: последнюю неделю за ним и Сашей охотились, как он выразился, «нехорошие дяденьки». Но с сегодняшнего дня опасность им уже не угрожает.
— Почему не угрожает, он не объяснил?
— Нет. Правда, раньше, когда они с Сашей говорили по телефону, Сергей назвал какое-то имя.
— Какое имя? Постарайтесь вспомнить.
— Сейчас. То ли Виктор Павлович, то ли Владимир Павлович.
— Вадим Павлович?
— Вот-вот. Вадим Павлович. Насколько я поняла, Саша сказал: этого Вадима Павловича они могут уже не бояться.
— Почему?
— Не знаю. Я слышала только то, что говорил Сергей. Сергей сказал: «Думаешь, он к нам больше не сунется?» И чуть позже: «Хорошо бы так и было». И все. Они попрощались, он положил трубку. Ну и почти тут же вошла я.
— Это имя, Вадим Павлович, вы слышали когда-нибудь раньше?
— Никогда не слышала.
— А, скажем, имя Иван Федорович Шеленков?
— Тоже не слышала.
Рахманов достал две фотографии Крыжа до и после пластической операции. Положил перед Медновой:
— Когда-нибудь видели этих людей?
Меднова посмотрела фотографии. Покачала головой:
— Нет. Никогда не видела. Это кто?
— Тот самый Вадим Павлович. Настоящее имя — Николай Алексеевич Крыжко. Опасный преступник.
— Надо же, — Меднова вгляделась. — По виду не скажешь.
Заполнив протокол допроса и дождавшись, пока Меднова его подпишет, сказал:
— Елена Владимировна, вашу просьбу о том, чтобы никто не узнал о вашем приходе, обещаю выполнить. Но в таком случае и вы не подводите меня. Не говорите никому о нашем разговоре.
Спустя три минуты после ухода Медновой в кабинет вошел Жильцов. Посмотрев на него, Рахманов сказал:
— У Лотарева есть приятель, некий Володя Глинский — художник, владелец мастерской, расположенной на Сокольнической заставе. Так вот, Меднова сообщила: в этой мастерской какое-то время скрывался Чирков, спасаясь от Крыжа.
— Интересно. Считаете, они этот факт скрыли умышленно?
— Похоже. Во всяком случае, ни в одном из показаний мастерская Глинского не упоминается. О самом Глинском тоже. Поэтому, Виталий, займись этим. Выясни, что за мастерская, что собою представляет Глинский. Причем учти: Меднова об этой мастерской узнала только сегодня. Случайно, подслушав телефонный разговор. Все понял? И еще один вопрос. Как ты думаешь, в Сухуми, во время последнего разговора. Люка не темнил?
— Люка? Вы имеете в виду с Крыжом?
— Ну, не столько с Крыжом, сколько с Шеленковым.
— Понимаю. — Жильцов помолчал. — От Крыжа Люка просто отказался. Шеленкова же Люка признал. Сказал: в машину к нему садился именно этот человек. Узнавал об Азизове, передавал привет от Додона. Ну и ответил на кое-какие вопросы. Вы считаете, Люка здесь мог темнить?
— Ну, тут есть нюанс. Мне важно знать: действительно Люка признал в Шеленкове зычару? Авторитета. Или Люка в этом сомневался? Тебе же наплел для понта?
Жильцов потер подбородок. Хмыкнул:
— Люка не тот человек, чтобы сомневаться в таких вещах. На горло или на гоп-стоп его не возьмешь. Насчет же «понта», с которым он мог мне все это наплести, — не думаю. Мне ведь тоже не так просто лапшу на уши повесить. Нет, Люка не темнил. Человек, узнававший у него об Азизове, был блатняком. Люка бы и бровью не повел, если б был другой вариант.
Рахманов внимательно посмотрел на Жильцова.
— Ясно. Видишь ли, я было подумал: собака лаяла совсем на другую тень. Но, выходят, она действительно лаяла на собственную. Так вот, Виталий, есть у меня идея обыскать эту мастерскую. Как ты считаешь?
— Не знаю. У вас что, виды на нее?
— Виды могут появиться после того, как я съезжу на Сенеж с металлоискателем. Хотя могут и не появиться. С другой стороны, если упустить время, можно все прозевать.
— Давайте обыщем. Мы ведь ничего не теряем.
— Неизвестно. Может, и теряем. Ладно. Пойдем на риск. Будем обыскивать. Причем прямо сейчас. Обоснование для санкции у нас есть: разночтение в показаниях Медновой, Лотарева и Чиркова. Только не все так просто. Обыска никто не должен заметить. Как? Сумеешь?
— Андрей Викторович, постараюсь. Сделаем все тихо. А что там может быть? Хотя бы приблизительно?
— Клянусь, понятия не имею.
— Давайте сделаем просто. У них там намечается ремонт, так вот: напишем записку на имя Глинского: мол, так и так, предстоит ремонт, просим быть на месте. В противном случае будем вынуждены взломать дверь. Сунем эту записку под дверь мастерской. Если, кроме Глинского, мастерской пользуется кто-то еще, записка его насторожит. И он явится. Как?
— Ладно, действуй. А я позвоню прокурору насчет санкции.
Промчавшись по Ленинградскому шоссе и попетляв по уже знакомой Рахманову проселочной дороге, ПКЛ
[27]остановилась у ворот «Рыболова Сенежья». Дик грозно залаял, гремя цепью; сидящий на скамейке у причала Маркин встал, помахал рукой.Спрыгнув на землю, Рахманов и Пильгунов посмотрели на небо. Редкие облака, но в общем день обещал быть ясным.
— Простояло бы так до вечера, — сказал Пильгунов. — Хуже нет попасть под дождь.