Искатель. 1991. Выпуск №5

Сергеев продолжал рассказывать, теперь уже про Викентьева. Попов облегчения не испытывал. Ему по-прежнему было Душно, мутило. Может, оттого, что в кузове нет окон? Укачало? Но он понимал: дело в другом. В предстоящем. Как бы не оскандалиться… Сергеев рассказывал про судью, пожелавшего увидеть, как исполняется его приговор, — бедняга брякнулся в обморок, потом месяц лечил нервное расстройство. И с той поры этих приговоров не выносит…

Фургон вкатился в Степнянск. Снизив скорость, порыскал по узким улочкам, раскачиваясь на ухабах и колдобинах, и наконец оказался у высокой глухой стены с огромными металлическими воротами, выкрашенными в зеленый цвет. Викентьев нажал на кнопку, и в кузове несколько раз мигнула тусклая лампочка под матовым плафоном — знак того, что остановка является плановой. Если бы условного сигнала не последовало, третий и четвертый номера должны были достать оружие, открыть замаскированные бойницы в бортах фургона и приготовиться к отражению нападения. Ровно в ноль тридцать, в точном соответствии с графиком, машина въехала под своды степнянской тюрьмы, именуемой в официальных документах «Учреждением КТ-15», и замерла в гулком, отделанном белой плиткой зале, напоминающем шлюз. Такое впечатление создавали тяжелые, с массивными запорами ворота сзади и впереди, которые никогда не открывались одновременно, чтобы внутренний, тюремный и внешний, вольный миры не могли соединиться напрямую.

Здесь разгружались автозаки, проводилась перекличка, прием-передача личных дел, обыск и фельдшерский осмотр. Неприятная, но привычная для обеих сторон процедура длилась достаточно долго, под высоким потолком скапливался неразборчивый гул, из которого иногда вырывалось злое ругательство, забористая частушка, глумливый смех или истеричный плач. Временами невнятную мешанину слов и других звуков разрубали властные выкрики команд, гул немного стихал, а после последнего приказания и вовсе наступала тишина, тишина ожидания: створки внутренних ворот начинали наконец медленно расходиться.

Когда в тюрьму приходил следователь, опер, адвокат или секретарь судебного заседания с протоколом, они вначале просовывали удостоверения в квадратик отодвинутой изнутри стальной обшивки, протискивались сквозь щель осторожко приоткрытой калитки, сообщали помдежу о цели визита, а тот звонил в спецчасть, перепроверял и выписывал пропуск, который выдавал в обмен на удостоверение личности. Только после этого, предъявив пропуск у внутренних ворот, посетитель попадал на территорию строгорежимного Учреждения КТ-15.

Еще более придирчиво проверялись плановые, а особенно специальные конвои, имеющие целью вырвать из Учреждения тех, кого надлежало содержать под усиленным надзором. Внутренняя охрана зорко оглядывала форму вооруженных людей, отыскивая возможные погрешности, выдающие «маскарад», сличала внешность с фотографиями личных документов, особое внимание обращалось на срок их действия, проверялись полномочия начальника конвоя, подписи, даты и печати на требованиях об этапировании.

Опытный Валера Попов настроился на долгую процедуру и был удивлен тем, что сегодня шлюзование внутрь оказалось облегчено до предела. Спецопергруппу ждал лично подполковник Кленов — начальник Учреждения КТ-15, хорошо знающий Викентьева и Сергеева, осведомленный о задачах группы, прекрасно понимающий чрезвычайность мероприятия и заинтересованный в его быстром и успешном завершении.

— Забирайте скорее, — сказал Кленов, здороваясь со всеми за руку и не думая проверять документы у незнакомого ему Попова. — Сегодня по телевизору ночная программа — европейская эстрада, может, успею… Вот его личное дело. Расписывайся. А я на требовании…

Здесь же, в отделанном кафелем зале, возле хлебного фургона, на маленьком, приткнутом к стене столике с ободранной крышкой, Кленов поставил резкий росчерк на зловещем бланке с красной полосой, взглянув на часы, проставил время. Попов рассмотрел под требованием причудливую завитушку генерала и четкий оттиск гербовой печати.

Викентьев стоял неподвижно, держа чуть на отлете, как чужую, случайно попавшую в руки вещь, коричневую папку, перечеркнутую от левого нижнего к правому верхнему углу обложки жирным красным карандашом.

— Чего ты? — выпрямляясь, спросил Кленов. — Расписывайся!

— Пока не за что, — угрюмо сказал Викентьев.

— Как так? — Кленов ткнул пальцем. — Личное дело у кого?

— Я же не за дело расписываюсь, — рука Викентьева выпрямилась, протягивая папку обратно.

Кленов отмахнулся.

— Я не такой буквоед. Ладно, пойдем.

Он зачем-то одернул китель и, тяжело вздохнув, двинулся к внутренним воротам. Викентьев шагнул следом, будто вспомнив что-то, вернулся и отдал коричневую папку так и не вышедшему из кабины Сивцову.

— Что б рук не занимать, — объяснил он Сергееву и ободряюще кивнул Попову. — Вперед!

Рослый сержант открыл тяжелую калитку. Начальник Учреждения КТ-15, а за ним второй, третий и четвертый номера спецопергруппы «Финал» вошли в ярко освещенный прожекторами внешний двор тюрьмы.