Искатель. 1991. Выпуск №2

Мы благополучно миновали Гибралтарский пролив, и за мысом Сант-Висент Атлантика, несмотря на позднюю осень, встретила нас немыслимым в это время штилем Однако иерофон дал сигнал скорой перемены погоды к шторму. То же предвещал и барометр в боевой рубке. Я велел крепить вещи в отсеках по-штормовому и в помощь боцману отправил с мостика сигнальщика, вызвав на его место мичмана Покровского.

Очень скоро мы открыли по правому борту пароходный буксир под португальским флагом, который лежал в дрейфе. Покровский поднял бинокль и прочел название — «Антарес». Он отпросился с мостика, чтобы записать обстоятельства нашего прохода через пролив в вахтенный журнал, и вскоре вернулся.

К полудню задул свежий ветер, и «Святой Петр» вошел в весьма ощутимую килевую качку.

В 13.40 неожиданно и без команды остановился дизель-мотор. Через переговорную трубу я запросил моторный отсек, в чем дело, но мне никто не ответил. Я попросил Покровского немедленно спуститься вниз и узнать, что там случилось. Очень скоро он вынырнул из люка весьма обескураженный.

— Николай Николаевич, там что-то странное... Похоже, что они все укачались...

Я велел мичману, оставаться на мостике, а сам прыгнул в люк. Я едва не наступил на чье-то тело, распростертое на палубе под нижним обрезом входной шахты. Боцман Деточка, обхватив голову, безжизненно переваливался в такт качке. В дизельном отсеке мотористы лежали ничком на смотровых дорожках, тела их перекатывались в такт качке.

...«Уж не угорели ли они?!» — подумал я. Но вентиляция исправно гнала свежий воздух. Я прошел в нос — оба минера валялись подле минных аппаратов. Они не были пьяны, как показалось мне в первую минуту. Они спали. Спали глубоко, крепко, беспробудно. Я убедился в этом, как только, вернувшись в центральный пост, попытался привести в чувство боцмана. Я тряс его, кричал, щипал, бил по щекам. Все было тщетно. Здоровяк пребывал в глубоком забытьи.

Внезапно я ощутил и в себе странные перемены. Мне захотелось присесть, отдохнуть. Чувство тревоги за команду, за лодку улеглось, мне стало все безразлично. Голова отяжелела так, что впору было придерживать ее руками. Я качнулся, ухватился за раструб иерофона и тут обнаружил, что он вибрирует. Иерофон работал как иерогенератор! Чья-то злая рука вставила в адаптер одну из бамбуковых игл, которые я берег для особо важных опытов, и пустила ее по 9-герцовому эбонитовому диску. Брат мой предполагал — чисто умозрительно, — что иерозвук именно этой частоты погружает его пациентов в летаргический сон. Меня неудержимо клонила прилечь, я рухнул на колени, но прежде, чем расстаться с последними проблесками сознания, падая на пайолы, я успел ударить рукой по адаптеру и выбить иглу с губительной дорожки. И все же разум мой померк. Я прилег, положив под голову фуражку. Не знаю, сколько времени я так пролежал. Очнулся от глухого удара в корпус. Подобрал фуражку и быстро выбрался по скоб-трапу на мостик. Я увидел картину, которая окончательно привела меня в чувство: саженях в двадцати от «Святого Петра» покачивался на волне большой черный буксир под португальским флагом. Его матросы в круглых шапочках с помпонами раскручивали бросательный конец, а мичман Покровский выбирал его стоя на носу субмарины.

— В чем дело, Юрий Александрович?! — крикнул я ему с мостика.

Они отведут нас в Лиссабон. Это нейтралы! — отвечал Покровский, не прерывая своего занятия. С борта «Антареса» — я прочел на скуле непрошеного спасателя его имя — уже подавали манильский канат. Боцман буксира поторапливал своих матросов... по-немецки.

Мичман Покровский! — закричал я снова. — Извольте вернуться на мостик. К погружению!

Но он еще быстрее заработал руками, подтягивая к борту буксирный канат. Тут все решали секунды. Мне некогда было раздумывать о причинах его странного непослушания. Я задраил за собой люк и открыл клапаны баластных цистерн. Погрузив лодку на перископную глубину, я бросился в корму, чтобы запустить электродвигатель, но забыл второпях разъединить муфту и закрыть выхлопную магистраль дизеля, он успел хлебнуть забортной воды, в цилиндрах его случился гидравлический удар, и я навсегда лишился надводного хода. Но оставался еще электромотор со свежезаряженной аккумуляторной батареей. Я немедленно пустил его в действие и ушел на 30-футовую глубину. Отойдя в сторону, я подвсплыл, поднял перископ и увидел, как матросы «Антареса» вытаскивают из воды мичмана Покровского. На гафеле буксира вместо португальского развевался германский флаг.

Когда буксир скрылся, я продул цистерны и всплыл. Море было пустынно. На востоке еще синели горные кручи Гибралтара, но они таяли с каждым часом. Свежий норд-ост сносил дрейфующую лодку в океан. Я ясно понимал, что аккумуляторная батарея не позволит мне достичь берега под электромотором, поэтому решил поберечь остатки энергии для освещения, приготовления кофе и самое главное — для световых сигналов бедствия ночью. Ведь радиотелеграфную станцию нам должны были установить лишь по прибытии в Портсмут.