Искатель. 1991. Выпуск №6

Майор Сергеев был скрытен, и никто из знавших его людей не мог предположить, что скрывается за устрашающей боевой маской. Он не любил рассказывать о себе, и, кроме кадровиков и начальников, никто не знал, что предшествовало его поступлению в органы МВД. Да и осведомленные люди не вдавались в детали, а потому почти неизвестным оставался факт, который мог сделать его знаменитостью в милицейском гарнизоне Тиходонска. Сергееву было посвящено постановление пленума Верховного суда СССР.

А было так: только вернувшийся из армии двадцатилетний сержант Сергеев попал в крутую переделку в аллее нижнего уровня городского парка, где с незапамятных времен и до сих пор собиралась всякая шпана и куда по сумеркам не рисковал заглядывать ни один законопослушный гражданин, если, конечно, был трезвый и находился в здравом уме. Саша привык спрямлять дорогу через парк, внушительная фигура служила пропуском, но все пропуска действуют до поры до времени.

В стае было шесть особей, совершенно точно, потому что пятеро почти два года выступали в непривычной и почетной для себя роли свидетелей обвинения. У них имелись перочинные ножи, которые экспертиза холодным оружием не признала, но, несмотря на это, поцарапанные винными пробками тусклые клинки вполне годились, чтобы проткнуть легкие, желудок, печень и сердце.

Саша мог убежать, но это казалось обидным, и он остался, что все три следователя и бесконечное число судебных инстанций ставили ему в вину. Он не позволил обшарить свои карманы, отказался «дать на бутылку», не собирался подставляться под кулаки, а тем более под ножи, тем самым «вступив в конфликтные отношения» с тварями, которые. как выяснилось при дневном свете, имеют человеческие имена и фамилии, хорошие характеристики, заботливых родственников и по всем казенно-официальным меркам являются полноправными советскими гражданами.

Выхватив из толпы одного, Саша отскочил в сторону, зажал трепыхающееся, матерящееся и лягающееся тело в «двойной нельсон» и сказал остальным: «Разбегайтесь, а то и его сломаю!» При этом, как повторялось во всех протоколах, «выразился нецензурными словами».

Стая, ощерясь острыми железяками, бросилась вперед, и он, не дожидаясь колющих, проникающих ударов, а следовательно, по мнению официальных инстанций, «не убедившись в реальности угрозы», завершил прием, сломав хребет заложнику, ставшему в тот самый миг потерпевшим.

Хруст позвонков и конвульсии брошенного под ноги тела мгновенно обратили стаю в бегство, а Саша отправился в оперпупкт милиции, расположенный на центральной аллее. Потом он ругал себя последними словами за это, а еще больше за то, что, обнаружив замок на неказистых казенных дверях, затеялся звонить в «Скорую» и милицию, раскрутив маховик машины, которая затянула в свои шестеренки его самого.

Через два дня гражданин Боско скончался, Сашу бросили в КПЗ, а объявившаяся стая, превратившаяся в группу скорбящих о погибшем товарище, с готовностью изобличала его на очных ставках. Пять показаний больше, чем одно, арифметическая логика следствия оказалась куда проще, нежели в книжках да кинофильмах, плюс труп, который требовалось списать… Судьба Сергеева была решена, следователи и судьи расходились только в квалификации содеянного: то ли умышленное тяжкое телесное повреждение, повлекшее смерть, то ли превышение пределов необходимой обороны. В первом случае — до двенадцати лет, во втором — до года.

Очень многое зависело от первоначальных решений, как правило, они определяли дальнейший ход дела. На счастье Сергеева, недавно вышел Указ об усилении борьбы с хулиганством, и прокурор, «чтобы не наломать дров», не дал санкции на арест, косо написав на постановлении следователя: «С учетом наличия элементов необходимой обороны избрать подписку о невыезде».

Мелькнувшие в деле «элементы необходимой обороны» определили направление расследования, хотя родители потерпевшего бомбардировали все инстанции жалобами с требованием «сурово наказать убийцу». После трехсуточного ада камеры Сергеев твердо решил не возвращаться в парашную атмосферу ни при каких обстоятельствах, даже если для этого придется покончить с собой.

К тому и шло, потому что третий следователь — низкорослый, с болезненно-бледным одутловатым лицом и в вечно мятой одежде — капитан Малышко, эту фамилию Сергеев запомнил на всю жизнь, после очередного залпа жалоб предъявил ему обвинение по сто восьмой — второй [3]и предупредил, что будет брать под стражу.

Держался он без злобы и без сочувствия, равнодушно, на все доводы Саши отвечал одинаково: «Что я могу сделать? Я человек маленький. Что говорят, то и записываю. Их вот пятеро, а ты один. Кому я должен верить? Да еще труп против тебя. Так что сам посуди, как я должен поступать?»

Позади уже было несколько судов и отмененных приговоров, и Малышко интересовало только одно: как защитить свою задницу от неприятностей. Он уже напечатал постановление об изменении меры пресечения, а Сергеев приготовил и постоянно носил при себе бритвенное лезвие, но тут в игру включилась новая сила.