Леви, сидя на своем месте, иногда чувствовал, что говорят о нем. Если у человека многолетний комплекс неполноценности, он очень многое читает по едва заметным жестам. Эти трое, осознавая свое положение — Бизенталь брал в свой семинар только лучших, — никак не могли понять, что делает здесь этот потный тип. Не надо было мне сегодня бежать на занятия, подумал Леви, ощущая влажную от пота рубашку. Очень глупо бегать в первый день семинара: в такой день надо произвести впечатление, а не ставить рекорды. Беги домой, дурень, сказал он себе. Рвани вовсю, если хочешь, но не сиди в классе, испуская запах пота. В академических учреждениях запах пота не любят.
В класс молнией влетел Бизенталь. Молния — точное определение. Глаза его, казалось, сияли огнем, как у героя боевика. Стоило только мельком взглянуть на Бизенталя, и не оставалось никаких сомнений: он — умница.
Бизенталь — это две Пулитцеровские премии, три бестселлера, постоянные выступления по телевидению и интервью в «Нью-Йорк таймс». Бизенталь был энергичной, яркой личностью. Источник его богатства, славы, удачи и в то же время авторитета в ученой среде был нехитрым: Бизенталь знал, казалось, абсолютно все, что когда-либо произошло в мировой истории, это и давало ему преимущество перед другими.
— Думаю, вы все провалите итоговый экзамен, — начал Бизенталь.
Присутствующие в комнате затаили дыхание. Бизенталь наслаждался эффектом. Он сел на переднюю парту и положил ногу на ногу, при этом на брюках обнаружились превосходные стрелочки.
— Во всем мире острая нехватка рабочих рук, — продолжал Бизенталь. — Не хватает воздуха. Не хватает даже, увы, питьевой воды. Но историков предостаточно. Мы штампуем вас, как на конвейере, и все вы очень умные. Нет, я говорю: хватит! Поищите себе где-нибудь полезное занятие. Погните спину. Поработайте локтями. Университеты занимаются вами ради коммерческой выгоды: пока вы можете платить за учебу, они платят мне. Это они называют прогрессом — штамповку бакалавров. Что ж, а я скажу: «Останови звенящий крик прогресс». Чья это цитата? Ну давайте, давайте, кто автор?
Теннисон
[5], подумал Леви. «Локли Холл 60 лет спустя». Точно. А если ошибаюсь? В первый день не заявляются потным и не делают ошибок. Может, это Йетс. Что, если я назову Теннисона, а Бизенталь ответит: «А вот и нет, это Уильям Батлер Йетс, 1865–1939. Вы что, не знаете ирландскую поэзию? Как же вы намереваетесь стать порядочным историком, не зная ирландской поэзии? И кто вы такой, чтобы потеть в моем присутствии? Я говорил, что не хватает воды, но отнюдь не пота».— Теннисон! — загремел Бизенталь. — Боже, Альфред Теннисон. Как вы собираетесь получить докторскую степень, не зная «Локли Холла» и «Локли Холла 60 лет спустя»?
Сестричка Райордан принялась сразу строчить. Леви смотрел и злился на нее за то, что она сейчас записывает названия поэм. «Я знал, — захотелось ему крикнуть, — Профессор, я, правда знал, я могу и продолжить цитату». Леви покачал головой. Эх, дурень, ты ведь мог произвести впечатление.
Бизенталь легко соскочил с парты и начал расхаживать. Некоторое время он молчал: дал им возможность хорошенько его рассмотреть, прочувствовать до конца, что они находятся в присутствии Бизенталя. Его семинар по современной истории был самым популярным в Колумбийском университете.
— Встречаться с вами мы будем дважды в неделю. Я обещаю быть блестящим оратором примерно половину отпущенного нам времени. Иногда я бываю даже гениальным, гораздо чаще — только выдающимся. Заранее приношу за это извинения. Еще я очень хитрый, я потреплю вам нервы, нащупав, где вы сильны, и обходя эти места стороной. Так что, будьте добры, кратко изложите мне суть ваших работ. Чембейрз?
— Реальное положение черных на Юге и художественный вымысел в прозе Фолкнера.
— А если окажется, что Фолкнер писал правду?
— И я на это надеюсь, — усмехнулся Чембейрз, — обожаю короткие диссертации.
Бизенталь улыбнулся.
Да, этот Чембейрз не дурак, подумал Леви. По крайней мере, остроумен. Боже, чего бы я только не отдал, чтобы стать остроумным.
— Мисс Райордан?
— Европейские союзы держав девятнадцатого века, их критика.
— У вас, сэр? — обратился Бизенталь к брату Райордан.
— Гуманизм Карлейля
[6], — Райордан заикался и сказал так: Ка-ка-карлейля.— Вот уж, право, какая скука, Райордан. Разве в вашем возрасте можно интересоваться таким занудством? Интеллектуалы могут становиться занудами только после двадцати пяти лет, так гласит наша хартия. — Он повернулся в Леви. — У вас, мистер?..
— Деспотия, сэр, — выдавил Леви, и сердце его забилось часто-часто. — Примеры деспотии в американской политической жизни, такие: срыв президентом Кулиджем забастовки бостонской полиции, концентрационные лагеря Рузвельта для японцев на Западном побережье в сороковые годы.
Бизенталь взглянул ему в глаза.
— Вы можете взять и Маккарти.
— Что? — только и выдавил из себя Леви; значит, все-таки Бизенталь знал.
— Джозеф Маккарти, сенатор из штата Висконсин. В начале пятидесятых он устроил вселенскую чистку в нашей стране.
— Я отвел ему главу, сэр.