— Почти, — соглашаюсь я, не краснея.
Я ее драйвую [4]на первый [5]этаж, полностью отремонтированный после того печального пожара [6], и распахиваю перед ней дверь своей спальни.
— Вы будете спать здесь! — говорю я.
— А вы? — беспокоится Ирен.
— Я тоже, — успокаиваю ее, не моргнув глазом. Она пытается возразить:
— Это неудобно!
— Почему! — восстаю я. — Здесь есть горячая вода и матрас «симмонс».
Мисс Провинция окатывает меня струями опереточного смеха. Именно в эту минуту происходит безобидное на первый взгляд событие: начинает трезвонить треплофон. Так как час поздний (на башне мэрии только что пробило двадцать пять по полуночи), этот звонок беспокоит меня.
— Вы не ответите? — удивляется Ирен.
Я сам как раз обдумываю ответ на этот вопрос, прежде чем дать расписку в получении. Кто бы это мог быть? Маман? Старик? Приятель? Шутник? Наконец я решаю, что это Маман желает убедиться, благополучно ли я добрался, и снимаю трубку. Осечка, это Старик.
— Слава Богу! — кричит он в эбонитовую цедилку [7].
Между нами говоря, в этот момент мне вовсе не хочется вспоминать Бога.
Если бы я поддался своим чувствам, то бегом бы спустил треплофонный аппарат в мусорник и возобновил пленительное общение с Ирен. Но вы ведь меня знаете? Долг — превыше всего. Вместо того чтобы слушать свои низменные инстинкты, я слушаю своего босса, а так как под рукой у меня нет сургуча, то вы легко прочтете его послание:
— Я позвонил вам на авось, зная, что вы в отпуске, мой дорогой Сан-Антонио. Все дело в том, что у одного из моих друзей, месье Петит-Литтре, известного издателя, произошло нечто из ряда вон. Представьте себе, во время званого вечера, который он давал в своем особняке в Нейли, две трети его гостей почувствовали недомогание.
— Что, лангуст оказался несвежим? — предположил я со злорадством, о происхождении которого вы догадываетесь, если, конечно, не вчера свалились с луны.
Это не веселит Стриженого.
— Все намного серьезнее, чем просто пищевое отравление, мой друг. Петит-Литтре один из немногих присутствующих на вечере, кто не почувствовал тревожных симптомов. Охваченный ужасом, этот достойный человек обратился ко мне: представьте его трудности!
Надеюсь, у него они не связаны с желудком, не могу я сдержаться, чтобы снова не пошутить, я вообще шутник (такой шутник, что в один прекрасный день окажусь в шутейном доме).
В порыве красноречия Старик продолжает:
— Он не захотел обратиться в полицию, вы понимаете… Имена его гостей известны всему Парижу и…
Ну, конечно, с такой публикой речь не может идти о разбирательстве на уровне полицейского участка.
— Я по-дружески прошу вас, дорогой, поехать и посмотреть на месте, в чем там дело…
Вы уловили тонкий намек? Ваш Сан-Антонио попался, как кур в ощип. Правда, с почестями, достойными пасхальных яиц! Я проклинаю Старика, его высокопоставленных корешей и свою дурацкую привычку снимать телефонную трубку среди ночи.
— Сейчас буду там, месье директор.
Он диктует мне адрес Петит-Литтре.
— Как только появятся новости, звоните!
— Договорились!
Я кладу трубку на рычаг и поворачиваюсь к Ирен.
— Вы уходите? — лепечет она, побледнев от разочарования.
— Да, срочное дело.
— В такой час?
— Один из наших крупных клиентов вылетает утренним рейсом в Рио, но перед тем хочет сделать заказ на сто двадцать миллиардов долларов, я спешу предоставить в его распоряжение наш каталог.
Она встряхивает головой, чтобы лучше понять услышанное.
Наконец понимает.
— Чем вы торгуете?
— Аппаратами по производству ветра. Вы немного вздремнете здесь, думая обо мне. А я не заставлю себя долго ждать.
Меняю свой дорожный костюм принца Гэльского, помятый в железнодорожном путешествии, на темно — синий в полоску и спешу вывести свой «мерседес» из гаража.
Через двадцать минут я появляюсь у Петит-Литтре.
Это хибара типа Версаля; жилище не из тех, где делают пи-пи в подъезде! Оно состоит из двух этажей [8], внутреннего двора с вековыми деревьями, крыльца, превосходящего размерами сцену Паде-де-Шайо, и кованой решетки, рядом с которой чугунные кружева Ворот Станислава в Нанси покажутся сеткой для бутылок.
Меня ждут с нетерпением, что льстит самолюбию. Hе успеваю я хлопнуть дверцей своей тачки, как слуга в белой ливрее с черной бабочкой бросается мне навстречу.
— Месье комиссар Сан-Антонио? — спрашивает он.
— Собственной персоной, — говорю, чтобы раб сразу понял, что я не из тех, кто сморкается в занавески на светских приемах.
— Месье ждет вас в зале.
Я преодолеваю парадную лестницу из райского каррарского мрамора и вхожу в зал сверхъестественных размеров.