Поллок пальнул еще раз, но промазал, и пуля вышибла весьма некстати подвернувшееся окно хижины. Порро сделал кувырок в дверях и, прикрыв голову руками, бросил на Поллока быстрый взгляд. Перед глазами англичанина мелькнуло искаженное лицо, залитое светом вечернего солнца, и мгновение спустя он остался один. После волнующего приключения, которое заняло куда меньше времени, чем рассказ о нем, Поллока мутило и трясло.
Женщина была мертвее мертвой. Удостоверившись в этом, Поллок подошел к дверям хижины и выглянул наружу. Все вокруг ослепительно сверкало. Полдюжины носильщиков, обслуживавших экспедицию, сгрудившись, стояли возле отведенных для них зеленых хижин и пялились на Поллока, гадая, что означает вся эта пальба. За их спинами вдоль берега тянулась широкая полоса черного ила со стоящими вплотную друг к дружке плотами из папируса и камыша, а дальше за ними виднелись свинцовые воды реки. На противоположном берегу потока смутно маячили в синей дымке заросли ризофоры. В деревушке, состоявшей из приземистых хижин, обнесенных изгородью, которая была лишь чуть-чуть выше, чем тростник на поле, не наблюдалось никаких признаков тревоги.
Поллок опасливо вышел из хижины и зашагал к реке, время от времени оглядываясь через плечо. Но порро исчез. Тем но менее Поллок нервно сжимал в ладони рукоять револьвера.
Один из носильщиков пошел навстречу, на ходу указывая рукой в сторону кустов за хижиной, в которых скрылся порро. Поллок пребывал в досадном убеждении, что выставил себя круглым дураком; он был и огорчен, и взбешен тем, как обернулось дело. А ведь еще придется рассказать обо всем Уотерхаузу, высоконравственному, достойнейшему, осторожному Уотерхаузу, который наверняка отнесется к этой истории очень серьезно. Поллок с горечью проклял свое невезение, Уотерхауза и особенно — западное побережье Африки. Ему осточертела эта экспедиция, а тут еще в глубине сознания свербила мысль: где это его носит.
Поллока нимало не расстроило только что совершенное убийство. За последние три месяца он видел столько зверств, столько мертвых женщин, сожженных хижин и иссыхающих скелетов, оставленных конницей софов выше по течению реки Киттам, что чувства его притупились. И беспокоила лишь уверенность в том, что случившееся сегодня — только начало.
Поллок злобно обругал чернокожего, рискнувшего обратиться к нему с вопросом, и вошел в палатку, разбитую под апельсиновыми деревьями. В палатке лежал Уотерхауз. Поллок испытывал отчаяние сродни тому, которое чувствует мальчишка на пороге кабинета директора школы.
Уотерхауз еще дрых после очередного приема левомицетина, и Поллок опустился на стоявший рядом с ним ящик. Раскурив трубку, он стал дожидаться пробуждения Уотерхауза. Вокруг валялись горшки и орудия труда, которые Уотерхауз собрал в племенах менде и теперь паковал, чтобы переправить на каноэ в Сулиму.
Наконец Уотерхауз проснулся и, потянувшись, рассудил, что вновь чувствует себя прекрасно. Поллок принес ему чаю и поведал об утренних событиях, предварительно малость походив вокруг да около. Уотерхауз отнесся к услышанному даже серьезнее, чем он ожидал. Он не просто осудил Поллока, а набросился на соотечественника с бранью и оскорблениями:
— Вы — один из тех чертовых дурней, которые вовсе не считают чернокожих за людей. Стоит захворать на один день, и вы тотчас же впутываетесь в какую-нибудь грязную историю. За последний месяц вы уже в третий раз схлестнулись с туземцами, а теперь еще сделались мишенью их мщения. Порро! Они и так уже имеют на вас зуб из-за того, что вы начертали свое дурацкое имя на фигурке их божка. А порро — самые мстительные дьяволы на всем белом свете! Вы позорите цивилизованных людей! А еще из хорошей семьи, подумать только! Да чтоб я еще раз связался с таким тупым, порочным и сопливым мужланом…
— Спокойно! — зарычал Поллок тоном, от которого Уотерхауз неизменно впадал в бешенство. — Спокойно!
Сначала Уотерхауз утратил дар речи, йотом вскочил на ноги.
— Слушайте, Поллок, — заявил он, не без труда обретая способность нормально дышать, — вы должны уехать домой. Тут я вас больше не потерплю. Я и так уже весь больной из-за вас.
— Вам нет нужды рвать на себе волосы, — ответил Поллок, уставившись в пространство. — Я охотно уеду отсюда.
Уотерхауз немного успокоился и присел на походный стул.
— Очень хорошо, — проговорил он. — Я не хочу ссориться с вами, Поллок, но вы понимаете, что, когда из-за таких столкновений рушатся все планы, это чертовски раздражает. Я поеду с вами в Сулиму, чтобы убедиться, что вы взошли на борт корабля в целости и сохранности…
— Не нужно, — заявил Поллок. — Я и один доберусь отсюда до Сулимы.
— Нет, далеко вы не уедете, — возразил Уотерхауз. — Вы не осознаете, что значит эта история с порро.
— Почем мне было знать, что эта женщина принадлежит порро? — с горечью воскликнул Поллок.