Искатель. 1994. Выпуск №5

— Я могу повернуть назад, к разводью, где мы недавно торчали, всплыть на поверхность и послать водолаза под лед, чтобы он все посмотрел и доложил, что нужно делать. Однако я не могу рисковать жизнью своих людей. Я могу вернуться в открытое море, всплыть и произвести необходимый ремонт, и дело вовсе не в том, что плыть с таким креном на нос не очень большое удовольствие, а в другом: чтобы снова сюда добраться, понадобится несколько дней. А как же люди на «Зебре»? Боюсь, мы придем к ним на выручку слишком поздно.

— Вот и прекрасно! — сказал я. — У вас есть доброволец, капитан. Помните, при нашем первом знакомстве я говорил, что занимаюсь исследованиями в области охраны окружающей среды, а также изучаю состояние человеческого организма при перегрузках, в частности в условиях чрезмерного давления, которые непременно возникают во время спасательных работ на подводных лодках. Капитан, мне не раз доводилось участвовать в подобных работах. Я знаю, что такое избыточное давление, как к нему приспособиться и как реагирует на него мой организм.

— Ну и как же он у вас реагирует, доктор Карпентер?

— Нормально. Особых неудобств я при этом не испытываю.

— Что же вы собираетесь делать?

— Вы и сами прекрасно знаете, — ответил я, теряя последнее терпение. — Просверлю отверстие в двери задней таранной переборки, ввинчу шланг высоконапорного насоса, открою дверь, перейду в пространство между таранными переборками и буду откачивать воду до тех пор, пока давление между таранными переборками не сравняется с давлением в торпедном отсеке. Дверь в передней таранной переборке держится на честном слове. Когда давление с обеих сторон будет одинаковым, достаточно подтолкнуть ее плечом — и она откроется. Потом я зайду в торпедный отсек, закрою заднюю крышку четвертого аппарата и уберусь восвояси. Да вы бы и сами так поступили, верно?

— Ну, в общем, да, — согласился он. — Только вам я заниматься этим не позволю. Эту работу может выполнить любой член команды. Каждый из них на своей шкуре испытал воздействие высокого давления. К тому же мои люди значительно моложе вас.

— Делайте, что хотите, — сказал я. — Мой возраст здесь ни при чем. Знавал я одного парня, здорового, крепкого, хоть куда. Так вот, оказавшись в похожих условиях, он быстро сломался и едва не сошел с ума, пытаясь выбраться из замкнутого пространства. В данном случае благоприятное сочетание физиологических и психологических факторов играет далеко не последнюю роль.

— А мне кажется, — задумчиво проговорил Свенсон, — что в данном случае я окажусь в чрезвычайно щекотливом положении. Что бы, по-вашему, сказал главнокомандующий Атлантическим подводным флотом, если бы он узнал, что я послал на такое дело не своих людей, а какого-то штатского?

— Если вы меня не пошлете, я знаю, что он скажет. А скажет он вот что: «Капитана Свенсона следует разжаловать в лейтенанты за то, что из-за своего упрямства он отказался использовать первоклассного специалиста, который был на борту «Дельфина», и тем самым поставил под угрозу жизнь команды и безопасность корабля.

Взглянув на Хансена, Свенсон спросил:

— Что скажете?

— Я повидал дилетантов и похлеще, чем, доктор Карпентер, — произнес Хансен. — Но раз ему хочется быть затычкой в прохудившейся бочке…

— Доктор Карпентер умеет делать такое, что простому врачу и не снилось, — согласился Свенсон. — Я с радостью принимаю ваше предложение, доктор. Но с вами пойдет мой человек. Это в ваших же интересах, как, впрочем, и в моих.

Что ни говори, а это был шанс, пусть небольшой, но все-таки шанс. В итоге все произошло именно так, как и должно было произойти. Свенсон всплыл с филигранной точностью — так, что корма «Дельфина» зависла всего в каких-нибудь четырех футах подо льдом, в результате чего давление в торпедном отсеке снизилось до минимума, однако в таком положении передние крышки торпедных аппаратов оставались на стофутовой глубине.

Следом за тем мы просверлили отверстие в двери задней таранной переборки и закрепили в нем панцирный шланг высоконапорного насоса. Потом, облачившись в пористые резиновые костюмы, с аквалангами за плечами, мы с Мерфи, молодым торпедистом, зашли в узкий отсек между двумя таранными переборками, куда под сильным давлением стал нагнетаться воздух. Давление медленно возрастало: двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят фунтов на квадратный дюйм. Вскоре мы оба начали испытывать те самые психофизические перегрузки, выдержать которые мог далеко не каждый. Впрочем, если Мерфи и было страшно, то свои душевные муки, как и физические, он тщательно скрывал. Свенсон, должно быть, выбрал самого лучшего из команды, и мне было приятно чувствовать рядом плечо такого парня.