Искатель. 1994. Выпуск №5

— Есть и некоторые другие соображения, — продолжал Кабат. — Вы понимаете, что, когда вы проходили мимо, на несколько минут были заблокированы все мысли. Оставляя в стороне очевидные последствия этого обстоятельства, скажем, хирургическую бригаду в операционной, мы не знаем, какой еще ущерб мог быть нанесен.

— Это верно, пожалуй, — кивнул Хэкет, — но боже мой, доктор Кабат, я ничего не мог сделать, я не знал и не понимал. Я думал только о том, что мы с вами побеждаем, что я побеждаю, излечиваюсь, смогу жить дальше…

— Я и не утверждаю, что вы виноваты, — согласился доктор Кабат. — Думаю, мы сумеем найти какой-то компромисс. Вы должны научиться контролировать себя — ставить заслон идущим к вам мыслям, но не отправлять их обратно, потому что в таком случае все мыслительные процессы замирают на четыре-пять минут. А какой, интересно, у вас сейчас радиус?

— Миля, — с трудом выдавил из себя Хэкет. — Тот самолет был на высоте более пяти тысяч футов.

Некоторое время они сидели молча. Кабат закрыл глаза и представил белую стену, изо всех сил стараясь не дать родиться образу, который Хэкет мог бы прочитать. Кабат был достаточно смелым человеком, но ему совсем не хотелось умирать.

— Знаете, это не получится, — сказал наконец Хэкет. — Вся суть того, что мы делали до сих пор, заключается в резком усилии — оттолкнуть мысли обратно. Даже если бы я смог добиться зыбкого равновесия, при котором мысли только останавливаются, а не отправляются обратно, я сумел бы поступать так не более чем с одним человеком — как делаю сейчас с вами, — потому что, как вы сами понимаете, они все разные. Представьте себе это как поток радиосигналов различной силы. Один из них я в состоянии остановить, но двадцать других пройдут. Единственное решение — оказывать сопротивление самому мощному из них, но тогда все остальные будут отброшены назад. Нет, ничего не получится.

— Должно получиться, — тихо сказал Кабат. — У вас довольно богатое воображение. Вы понимаете, чем все это кончится. В лучшем случае — эпидемия несчастных случаев с летальным исходом, остановка творческих процессов, опустошение, возврат к варварству. В худшем…

— Я знаю, — кивнул Хэкет. — Я уже думал об этом. Например, тот самолет мог оказаться бомбардировщиком Б-47 с атомной бомбой на борту…

— Давайте попытаемся, — сказал Кабат.

Хэкет покорно лег на кушетку.

На следующий день не упал ни один самолет. Инженер-электроник высказал предположение, что моторы самолета остановились в результате воздействия излучения, исходившего из Нью-Йоркской лаборатории, а транспортные магистрали города функционировали нормально — просто двадцать два пешехода вышли на проезжую часть улицы прямо перед быстро идущими машинами и погибли; убытки от столкновений автомашин были оценены в 1500 000 долларов, а в Вест-Сайде опрокинувшаяся керосиновая плитка стала причиной разрушительного пожара в квартале многоквартирных домов. Девять из пробившихся к огню пожарных погибли. В Радио-сити рухнул с сорок второго этажа в подвал лифт, а в здании ООН делегаты тупо кивали во время заседания или бродили по коридорам, натыкаясь на стены.

Герберт Кабат в ту ночь не спал. Он отменил все назначенные на следующий день приемы и ждал, бледный от волнения, прихода Барнеби Хэкета.

«Если Бог еще существует, — думал он, — этот тип уже перерезал себе глотку».

Однако в три часа раздался звонок в дверь.

— Я не хочу разговаривать на эту тему, — заявил Хэкет. Он повесил пиджак на спинку стула и бросился на кушетку. — Давайте не будем терять времени. До сих пор ничто, кроме гипноза, мне не помогало, и если что-то вообще способно решить проблему, то это гипноз.

— Знаете, — осторожно предположил Кабат, — вы могли бы уехать. Например, поселиться в Австралии, в самой глуши…

— Чепуха, — отрезал Хэкет. — Никто не может жить один, совершенно один. Кроме того, радиус увеличивается, сегодня миля, завтра пять миль, потом пятнадцать, пятьдесят… — Он сложил руки на груди. — Я готов.

Кабат, судорожно вцепившись в край стола, напряженно смотрел в стену напротив. Никаких образов говорил он себе, только не сейчас, в эту последнюю минуту.

— Ваши веки тяжелеют, — негромко говорил он. — Они стали совсем тяжелыми. Вам хочется спать. Вам очень хочется спать. Вы погружаетесь в глубокий сон. Глубокий сон. Глубокий сон. Глубокий сон…

Кабат стоял у окна и смотрел вниз. Все будто вымерло: ни машины, ни человека.

— Глубокий сон, — повторял он. — Глубокий, глубокий, глубокий…

Он вынул из ящика стола маленькую коробочку и сунул ее в карман пиджака Хэкета. Подождал еще немного.