— Мы уважаем вас, как человека, работающего над своими собственными проблемами, а не только и исключительно для университета, так что нами предусмотрено, разумеется, соответствующее материальное вознаграждение. Весьма существенное. — Слотер опустил руку в нагрудный карман, словно собираясь извлечь из него пачку денег. — Мы хотели бы сотрудничать с вами как с частным лицом, благодаря чему можно было бы предотвратить какие-либо возможные затруднения для университета.
— Я не хотел бы — да и не могу — открещиваться от университета.
Слотер был слишком умен, чтобы настаивать на немедленном решении.
— Я остановился в отеле «Беверли Хиллз», — сказал он, вставая, бунгало семь. Почему бы вам сегодня вечерком не заглянуть ко мне и чего-нибудь не выпить?
— Я позвоню вам, — сказал Кори. — Мне необходимо также обсудить все это с моим ассистентом.
— Я думал, вы будете главным, шефом, так сказать.
— В моей области знаний шефов нет. В решении своих проблем я завишу от усилий многих людей. Даже так называемые эксперты знают слишком мало об РНК в памяти.
Сразу же после ухода Слотера Кори принялся звонить на химический факультет Гиллелю Мондоро. В течение трех последних лет Гиллель как химик консультировал Кори при проведении каждого эксперимента. Никто, однако, на звонки Кори не отзывался. Кори предположил, что Гиллель должен быть в это время в одной из лабораторий на нижнем этаже. Туда пришло новое оборудование, и Гиллель скорее всего отправился в эту лабораторию наблюдать за тем, как электрики будут устанавливать новые устройства. Горячий поборник прогресса, Гиллель был в курсе, кажется, всех без исключения перемен и новшеств на химическом и биохимическом отделениях.
Здание казалось непривычно тихим, несмотря на то, что рабочий день еще не кончился. Обычно в коридорах витал легкий гул, в котором смешивалось гудение осциллографов и моторов, телефонные звонки, чьи-то голоса, звуки шагов… Кори вошел в небольшую библиотеку на втором этаже и увидел двух девушек, в поисках какой-то книги углубившихся в картотеку трудов по молекулярной биологии..
— Не знаете, у кого сейчас книга Хэрши и Кэйза, доктор Кори? — спросила одна из них, нетерпеливо отбрасывая со лба прядь богатых каштаново-рыжеватых волос.
— Из библиотеки, надо полагать, никто не брал эту книгу, — сказал Кори.
— Значит, кто-то стащил ее, — сказала вторая девушка с нескрываемым отвращением к неизвестному вору.
— У меня есть копия, — обратился Кори к рыжеватой девушке. — На неделю могу дать вам ее. Я вернусь к себе через полчаса.
Спасибо, доктор Кори, — улыбнулась в ответ рыжеватая девушка.
— Вы не видели Гольдберга? — спросил ее Кори.
Гольдберг было прозвище Гиллеля Мондоро, им же самим переведенное на немецкий. Студенты иногда с нарочитым французским акцентом называли Гиллеля Монт д'Ор[1]. Наверное, они относились к Гиллелю с симпатией, иначе не стали бы так безобидно и мило шутить в его адрес.
— Евреев сегодня здесь нет. У них Йом Кипур — Судный день, — сказала девушка с рыжевато-каштановыми волосами. — Поэтому здесь так тихо.
Она сказала это без всякой задней мысли, точно так же она могла бы произнести: «французов» или «испанцев» сегодня здесь нет.
— Монт д'Ор предупредил нас, что сегодня его не будет, — подтвердила вторая девушка. — Как будто мы и так этого не знаем. Мой парень тоже сегодня не пришел. Странно — он совсем не религиозный, а Иом Кипур отмечает.
— Атавизм, — сказала рыжеватая. — Наверное, это в нем сказываются молекулы ДНК или РНК. А вы как думаете, доктор Кори?
Кори понятия не имел, что сегодня еврейский праздник. Не удивительно, что здание притихло. Процент евреев, работающих в области теоретической физики и биохимии, был высок по сравнению с их общей численностью в университете. Может, потому, подумал Кори, что интеллектуальное воспитание, в основе которого лежит Талмуд, приучило их мыслить абстрактно? Не подтвердится ли идея Лысенко в наши дни? Кто вправе решать — какой закон верен, а какой — нет? Законы формулируют люди, наука развивается фазами, знания никогда не бывают до конца определенными, они всегда в какой-то мере относительны, считал Кори.
Он спустился по лестнице, туда, где находилась лаборатория, в которой проводились опыты на животных. Как и в тюрьме, дверь здесь можно было открыть только специальным ключом, своего рода отмычкой.
Самка шимпанзе по кличке Минни встретила Кори радостным повизгиванием и нажала кнопку, означавшую для нее появление банана в клетке. Кори положил банан в контейнер, присоединенный к клетке.
— Попробуй еще раз, — сказал он обезьяне.
Минни снова нажала красную кнопку, и банан проскользнул внутрь клетки. Очищая его от кожуры, Минни откинула назад голову и усмехнулась — совсем как та рыжая в библиотеке.