Искатель. 1998. Выпуск №8

— Ради интереса я, Сергей Иванович, сейчас домой пошёл бы спать, потому как загоняли вы меня, словно лошадь на мексиканском родео. Через два дня Новый год, мне в аккурат в этом году дежурить выпало, а у меня ещё ни ёлки для сына нет, ни подарков. Так что ради интереса мне вообще-то есть чем заняться. А ради службы приходится спрашивать про Левченко.

— Степаныч у них главным был.

— В чём главным?

— Да в компре той, которую они лепили. У него прямо целое производство было вместе со сбытом, деньжищи такие делал — страшно представить. Несколько точек организовал таких, как у Немчиновых, потом у него ещё были специальные люди, их «болталами» называли. Они знакомились с теми, кого им указывали, и провоцировали на всякие антисоветские высказывания, а сами записывали. Потом запись продавали. Мастера были — что ты! И не захочешь, а Генсека мудаком назовёшь, и сам не заметишь. Левченко в таких делах спецом был, Слава рассказывал, что Степаныч с середины семидесятых компрой промышлял. Бардаки-то уже позже появились, когда видаки пошли.

— Понятно, — протянул Коротков. — Значит, Левченко был главным, а Зотов — старшим по бардакам?

— Не совсем так. Зотов только за Немчиновых отвечал, над другими борделями свои старшие были.

— Ну а вы? Тоже участвовали?

— Меня Слава малолеток подбирать поставил. Вы не думайте, я никого не запугивал и не принуждал, всё по доброй воле было. Не нравится уходи, никто не держит.

— Ну и как, многие уходили?

— Да прямо-таки, уйдут они! Радовались, что так легко можно подзаработать. Некоторые даже уходить не хотели, когда я их отпускал, просили, чтобы ещё работу дали. Что с них взять, бродяжки бездомные.

— Игоря Вильданова тоже вы нашли?

— А то кто же? Я. Слава как увидел его у Немчиновых, так прямо весь затрясся. Мальчишка и правда забавный был, всё время пел что-то. Слава сказал, что такие одарённые раз в сто лет рождаются. Велел предупредить его, когда буду эту партию отпускать.

— Предупредили? — спросил Юра.

— Конечно. За два дня. Слава специально приехал, караулил у платформы, смотрел, как ребятки разъезжаются. Не хотел он, чтобы Игорёк знал, что он к бардаку причастен. У Немчиновых-то он во время этих… ну, мероприятий никогда не светился, в закутке сидел да в щёлочку наблюдал, так что Игорь его там и не видел. Чистеньким в его глазах хотел быть, чтобы авторитет свой поддерживать. Потому сейчас так всё и обернулось. Не мог Слава взять да и попросить Леру поговорить с дедушкой. Потому что Лера — она ж нормальная девчонка, она обязательно спросит, а откуда вы, дядя Слава, про кассеты знаете? Ниоткуда он знать этого не мог, потому и крутился как уж на сковородке, чтобы ему хоть кто-нибудь официально о них сказал. Уж не знаю, почему так вышло, а только звонил я Игорю, звонил, стращал, пугал, а он всё таился от Славы.

— Что, Зотов сильно нервничал?

— Места себе не находил. Время идёт, Левченко его дёргает, а дело не двигается. Скажите, а вы, правда, Степаныча привлечёте? Или так, впустую воздух сотрясаем?

— Не знаю, — честно признался Коротков. — Доказательства трудно будет собирать. Вот вы нам всё рассказали, а Левченко от всего отопрётся, и как быть? Вы хоть раз задумывались над тем, почему вам известно о Левченко, а вы до сих пор живы? Не задумывались? Да потому, что Левченко вас не боится, он знает, что доказать ничего невозможно, а то, что можно — за то не сажают. Он не глупее нас с вами, а осторожнее раз в сто. Надо веские доказательства искать, а ведь столько лет прошло… Не знаю, Сергей Иванович, удастся ли, а врать не хочу.

— Я так и думал, — горько вздохнул Белозёров. — Что при советской власти, что при демократии — всё одно, на стрелочниках отыгрываетесь. Меня посадить — много ума не надо, а у меня жена больная и двое детишек. Вы вот попробуйте такого, как Степаныч, посадить. Только вряд ли вы захотите. А если и захотите, так он откупится, у него денег столько, что можно всё ваше министерство вместе с прокуратурой и судом с потрохами купить.

Коротков внезапно разозлился.

— Каким бы ни был Левченко, он никого не убил. А вы человека жизни лишили и, между прочим, не подумали ни о нём самом, ни о его семье. Почему же вы требуете, чтобы вас жалели? Давайте лучше вместе Сашу Барсукова пожалеем. Не хотите?

Лицо Белозёрова стало замкнутым и отчуждённым, и Юра пожалел, что сорвался на демагогию. Не надо было… Но он так устал.

* * *

Настя Каменская спала, обняв мужа за шею и уткнувшись лицом в его плечо. Ей снился странный и яркий сон. В этом сне с кинематографической точностью воплотилось всё, что ей рассказал Василий Петрович Немчинов. Она видела, как он приехал на дачу, слышала, как он разговаривал с сыном и его женой. Сын пребывал в состоянии нетерпеливого ожидания очередной дозы и не мог ни о чём думать, кроме героина, поэтому легко впал в ярость и в запале выкрикивал в лицо отцу страшную правду.