Искатель. 1999. Выпуск №8

Косматый пожал плечами, весь в мыслях о своем искусстве. Он припаял в нескольких местах два вогнутых трехдюймовых рефлектора на круглую серую раму какого-то экспериментального уродца из Военно-морской научной лаборатории, который был списан после того, как обошелся в 500 000 долларов налогоплательщикам. Он отступил, чтобы оценить впечатление, затем вернулся и ударом молотка сбил один из рефлекторов. Пара вместе смотрелась слишком представительно, как груди, и это все портило.

Вещь получилась около семи футов в высоту. Механической основой служили стойки бомбодержателя, покрытые серой сморщенной краской, но их практически не было видно за густой паутиной кабелей и проводов, нагромождением ярко раскрашенных деталей, собранных из тысячи различных приборов. Эти приборы закупались на вес в магазине Джейка, расположенном на Сорок пятой стрит, где продавалось старое военное имущество и электротехника.

Косматый не имел ни малейшего понятия о первоначальном предназначении электронного барахла, которое он использовал. Но это было дешево, как раз в пределах той суммы, которую Маха позволял ему тратить после расчетов с домовладельцем, хозяином продуктового магазина и барменом. Его завораживали яркие краски, сияние меди и бронзы, скользкое виниловое покрытие проводов и пластиковых трубок, изогнутые очертания высокочастотных измерителей, вычурная геометрия длинных гладких рубиновых стержней в стеклянных цилиндрах, квадратные, шестигранные и круглые алюминиевые контейнеры, маленькие цилиндры с полосками и точками, штепсели с десятками дырочек и вилки (если он искал достаточно долго, чтобы найти подходящие), которые входили в эти штепсели, чтобы образовать единое и восхитительное целое. И еще там были большие стеклянные цилиндры, содержащие сказочный мир маленьких металлических деталей, и полевые приборы из орехового дерева, на старинных бронзовых шкалах которых было выгравировано «Рио», и «Париж», и «Берлин», и «СВ», и «МВ», и «ЛВ».

Там были предметы в форме тарелок на подвесках, которые плавно покачивались взад-вперед, когда он толкал их. Были квадратные трубки, которые, казалось, пустили бы квадратные струи воды, если бы он смог их включить. Были короткие черные тяжелые штуки, которые удобно ложились в руку и почему-то при этом он начинал думать о сказочных троллях, живущих под мостами. Были линзы, через которые хорошо вглядываться в загадочную темноту. Были мили и мили проводов: обычных, блестящих, зеленых, черных, белых, красных, розовых, бордовых, желтых коричневых, голубых, — проводов с точками на них, с полосками, проводов, соединенных попарно, и десятками, и сотнями, проводов перекрученных так, словно мир стоял на месте, держа их за один конец, а вселенная прокрутилась раз десять, держась за другой.

И поверх всего этого великолепия, стоявшего буквой «Г» высотой семь футов и длиной десять и семь футов, сияли с тропической яркостью мириады маленьких точек спайки.

Когда Косматый задумал эту работу, будучи в глубокой прострации, он подготовил себя к ней с аскетичной суровостью паладина: принял ванну, стащил новую рубашку и проработал две недели на фабрике в Лонг-Айленде. Там его научили использовать паяльник, отвертку и гаечный ключ.

И он понял, и завинчивал, и закручивал. Каждая вещь, которую можно было вкрутить в другую вещь, была вкручена. Каждая деталь, которую можно было привинтить к другой детали, была привинчена. Провод подходил к каждой клемме, а поскольку проводов было больше, чем клемм, они припаивались к стойкам бомбодержателя, приборам, измеряющим напряжение, к оптическим приборам, тарелкам и волноводам.

Свободных концов не было — все куда-нибудь подсоединялось. Кроме двух проводов, двух больших черных кабелей.

Маха отошел и встал рядом с Косматым, восхищаясь работой.

— Ну, старик, это классно. Просто отпад.

Косматый кивнул. Он был согласен. Если бы только не два кабеля.

— Вот эти два никуда не идут, — сказал он. — И я еще не сообразил…

Маха потрогал свою остроконечную бородку.

— А что бы тебе не отсоединить их да не выдернуть оттуда на хрен?

Косматый потряс головой.

— Черт, я не знаю, где они там проходят. Если я сейчас туда влезу, я могу эту штуку сломать.

— Да забудь, старик. Не связывайся с этим. Что-нибудь придумаешь, было бы из-за чего волноваться.

Но Косматый не мог успокоиться. Он был художник, добивающийся совершенства, и два неприкрепленных и нефункциональных провода беспокоили его.

— Они меня достают, — сказал он, — а грузовик с выставки приедет после обеда и увезет родимую.

— Остынь, Косматый, — сказал Маха, опасаясь, как бы Косматый не сделал что-нибудь со своим шедевром. — Пусть заберут. Мы типа того, что линяем, и пойдем забьем косячок. Ты покуришь и сделаешь Индийскую штуку. До всего допрешь, а на выставку можем ночью залезть.

Косматый неохотно согласился, и после того, как автопогрузчик и грузовик, присланные с выставки, увезли его шедевр, он отправился с Махой делать Индийскую штуку.