Ивану показалось, что в глазах у парня заблестели слезы.
- Вы были в тот вечер у Игоря, не так ли?
- Разумеется. Только Игорь уже был мертв. Извините. - Он достал носовой платок, высморкался и вытер слезы. - Мне трудно вам что-то объяснить. Да и нужно ли? Вы все поймете из записной книжки Игоря. Он писал до последней секунды. Я взял ее у него со стола. Не хотел, чтобы менты своими грязными ручищами копались в его душе!
По телу артиста прошла судорога, а из груди вырвалось рыдание. Иван осторожно погладил большим пальцем кожаный переплет записной книжки господина Д. В этот момент он думал о деньгах для своей фирмы, но мысли оказались неуклюжими и внутри не чувствовалось ликования.
- Зачем же отдаете ее? - спросил он, когда Виталик успокоился.
- Она мне, конечно, дорога, как память, но происходит нечто странное. Я перечитал ее несколько раз и не смог избавиться от наваждения. От Его присутствия, понимаете?
- От чего?
- От присутствия Игоря. Он писал, умирая, и словно перенес себя самого в этот блокнот. Поменял оболочку, что ли? Понимаете?
«Ишь как завернул! - усмехнулся про себя Иван. - Только пустоцветы еще верят в чудеса и хотят заставить нас, людей разума, поверить в них».
- Я вижу, что вам не понять! - в отчаянии всплеснул руками Виталик. - И все же, постарайтесь как можно скорее избавиться от этих записей! Лучше всего, сожгите! У меня не хватило духу, а для вас это пустяки…
Иван уже собирался откланяться, как парень вдруг вспомнил:
- Ах, черт! Совсем вылетело из головы! Передайте Алине ключи от ее квартиры. Я сам хотел ей отдать сегодня, когда мы случайно столкнулись в кафе, но не решился, ведь она обо мне ничего не знает. Выглядело глупо, но я не смог побороть свою застенчивость.
На следующий день, ближе к вечеру, Иван позвонил любовнице. Его голос она узнала с трудом. Монотонный, бесстрастный, принадлежащий скорее роботу, а не человеку.
- Тебе не о чем беспокоиться. Заколка принадлежала парню, которому покровительствовал твой муж. Парень за тобой не следит. Просто хотел отдать ключи от твоей квартиры. Они теперь у меня. Верну их, когда приеду.
- Ты уезжаешь?
- На два дня. С друзьями на рыбалку.
- А как же твоя фирма? Сам говорил, что дел невпроворот…
- А, пусть горит синим пламенем. - И он положил трубку.
Известие о смерти Ивана пришло через два дня. Узнав о несчастном случае на рыбалке, Алина воскликнула: «Так не бывает!» И в самом деле, ведь только что умер муж, и вот не стало любовника.
Что случилось, никто толком не мог рассказать. Был сильный туман, и пустая лодка Ивана пришвартовалась к берегу. Друзья-рыболовы не увидели в том большой трагедии. Озерко мелкое, капелюшечное. Иван, будучи прекрасным пловцом, не раз переплывал его от берега до берега. И только на другой день, уже серьезно обеспокоенные исчезновением друга, организовали поиск, вызвали милицию и водолазов. Версия насильственной смерти не подтвердилась, хотя кто-то вспомнил, что в то злополучное утро Иван был не один. В его лодке сидел незнакомец, мужчина средних лет. И что самое удивительное, мужчина был в смокинге. Свидетеля подняли на смех. Виданное ли дело, рыбак в смокинге! Перепил малость дядечка! Вот и мерещится разная ерунда!
Во всяком случае, трупа незнакомца на дне озера не оказалось. А еще через неделю на имя Алины пришла бандероль.
Мать привязала меня к кровати. Это чтобы я не баловался со спичками во время ее отсутствия. Да и вообще не озорничал. Я кричал и отбивался, как мог, но силы были неравные. К тому же, во хмелю мать становилась настоящей Брунгильдой и могла любого скрутить в бараний рог. Она хлопнула дверью, пообещав скоро вернуться.
Уже через час у меня затекли конечности, и это распалило мое детское воображение. Я представил себя инвалидом войны, и что у меня есть только голова и туловище. И еще, пиписка. Я крепился часов пять, ждал маму. Не в состоянии дольше терпеть, заплакал. В общем, влаги было предостаточно.
Когда пошли вторые сутки, пришлось освободить кишечник. Меня выворачивало наизнанку от вони, исходившей от собственного тела. Это был прекрасный урок для идеалистов всех времен и народов. Каким бы ангелом ни казался человек, он все равно воняет! Но хуже вони, голода и онемевших конечностей, мне представлялось возвращение моей матери. Когда она увидит, что я натворил…
И тогда я решил уйти из жизни еще до ее прихода. Во мне была какая-то дикая, граничащая с первобытностью, уверенность, что я смогу это сделать. То есть остановить сердце. Дело в том, что я всегда слишком хорошо ощущал собственное сердце. Оно часто колотилось во мне от страха, и я научился замедлять его ход. Наверно, при этом я впадал в транс или в летаргию. Однажды я рассказал о своей уникальной способности знакомому йогу, и тот посмеялся надо мной. Чтобы остановить собственное сердце, нужны годы изнурительных тренировок. И тем более, это не под силу десятилетнему пацану. Очевидно, этому йогу все в жизни давалось не просто, и он отрицал природный дар человека.