Искатель. 2001. Выпуск №11

Правда, к краткому вопросу пристегнул непечатное послесловие. И пошло-поехало… Две недели мы стояли на ушах. Прочесали пару крупных свалок и нашли там не одного «прописанного» старика, а человек десять, живших в пещерах, землянках и ящиках. На кладбище эксгумировали из безымянных могил два трупа убитых и похороненных без всякого следствия старух. На чердаках и в подвалах сидели бомжи: без имущества, без одежды и без памяти. Все эти люди по глупости или по пьянке лишились своих квартир. Почерк обмана был настолько един, что мы скоренько вышли на шайку из пяти человек и всех загребли.

За недосып и недоед нас наградили сутками отдыха. Как оттянуться? Я предложил сходить в театр, Тюнин - в филармонию, Оладько - в консерваторию. Найдя консенсус, мы оказались в кафе «Эммануэль».

Небольшой многоуровневый зал: мы сидели на нижнем уровне и над нами как бы нависали нежно-кремовые дамские колени. Верхнего света не было - на каждом столике горели настольные торшеры. Разные и затейливые: нас высвечивала матовая виноградная кисть, прикрытая зеленым стеклянным листом. Меня привлекла салфетка, на углу которой авторучкой был написан телефон. На салфетке ребят тоже чернели номера, и все разные. Я удивился:

- Домашние телефоны директора, шеф-повара и бухгалтера?

- Телефоны девочек по вызову, - сказал Оладько.

- Кафе «Эммануэль», - объяснил Тюнин.

Мы обсудили заказ. Учли интересы каждого, которые сложились в волю общую. Я предложил:

- Хочется картошки с селедочкой.

- Нас неправильно поймут, если не возьмем чего-нибудь культурного, например, кролика в лимонном соусе, - сказал Оладько, наш старший товарищ.

- Нас совсем не поймут, если не возьмем водки, - добавил Мишка Тюнин.

- Надо по-людски: только звери едят и не выпивают, - согласился я.

Мы заказали оговоренную еду и бутылку водки «Адреналин». Звери едят и не только не выпивают, но и не разговаривают. Пропустив по рюмке, мы повели беседу. Об обидах. А обижает нас не преступник и не начальство - обижает нас собственный народ. Я вспомнил:

- Журавлева увольняют. «Телега» на него поступила от гражданки, что якобы ударил ребенка…

- Ага, ребенку шестнадцать лет и финка в кармане, - сказал Тюнин.

- У Журавлева трое детей, - вспомнил Оладько.

- И все не его: когда работал милиционером на вокзале, по жалости усыновил трех подкидышей, - добавил я.

- Нас и ругают ни за что, и хвалят по дури, - длинно заговорил Тюнин. - В газете статья… Собрались мафиози со всего региона хоронить авторитета. И корреспондент отвешивает нам комплимент: мол, милиция сработала грамотно и не допустила разборок. Ни хрена себе подход! Хвалят за то, что бандиты мирно разъехались убивать и грабить. По-моему, если бы они перестреляли друг друга - вот была бы хорошая работа милиции…

- Ребята, - остановил его Оладько, - еще в царской России офицеры, дворяне, интеллигенция не любили полицейских и сыскарей. Смотрели на агентов сверху вниз. А эти агенты отдавали за них жизнь.

Мы выпили по второй рюмке. В кафе стало уютнее и на душе теплее. Кролик в лимонном соусе был хорош, а селедка с картошкой и того лучше. Но я знал, что душа поет не от водки и не от кролика - оттого, что рядом мои ребята, надежные, как бронежилеты.

- Работаем, мы, братцы, вхолостую, - сказал Тюнин. - Ловишь, бегаешь, супа не ешь… Приземлил. Глядь, и года не прошло, как бандюга уже на свободе.

- Потому что условно-досрочное освобождение, адвокаты, залоги и амнистии, - поддержал я.

- Потому что права человека, - не согласился Оладько. - И заметьте: права человека у преступника. У потерпевшего никаких прав.

Мы выпили. Кролик в лимонном соусе был какой-то особенный, очень мелкой породы. Поэтому мы взяли еще по свиному шашлыку, исходя из того, что поросенок крупнее кролика. Кто-то из нас счел, что шашлык слишком жирен; кто-то из нас нашел, что в нем мало луку; кто-то из нас решил, что шашлыки мелковаты. Тюнин продолжил наболевшую тему:

- Поэтому из милиции кадры бегут. Майор Цыплаков ушел в науку. Пишет диссертацию на тему «Тяжелый рок, как выражение сексуальности подростков».

- Не так. «Иномарка, как показатель интеллекта нового русского», - поправил его Оладько.

- А что? - согласился я. - Один боксер получил звание кандидата педагогических наук за диссертацию «Удар в печень».

Тут Оладько на правах старшего товарища обнаружил, что бутылка пуста, как карман бомжа. И он, как старший товарищ, заказал вторую, правда, спутал названия и вместо водки «Адреналин» потребовал водку «Анальгин». Тюнин установил, что свиные шашлыки мы съели, и заказал по куску мяса еще более крупного, чем поросенок, животного. Я тоже не сидел без дела и, осмотрев зал, углядел в углу стойку бара с барменшей.

Надо сказать, что вторая бутылка время убыстрила. Где-то на предпоследней рюмке, я заметил, что барменша поглядывает в нашу сторону с загадочным интересом. Я поделился с ребятами. Оладько хмыкнул:

- Это Кома.

- Кто? - переспросил я.

- По паспорту Камилла Петрова.

- Все Петровы - пьяницы, - изрек Тюнин.

- Вот Ивановы выпивают умеренно, - поделился и я жизненным наблюдением.