Искатель. 2004. Выпуск №10

Утром мы с майором разбежались: он на машине за курсантами, я пешочком к Висячиной. Шел и думал о бесполезности моего городского жизненного опыта, который, похоже, здесь не пригодится - в деревне иной, фантастический мир. Я встретил косяк гусей, попробовавших меня пощипать. Стайка псов увязалась за моим портфелем. Помято-понурые мужики, словно их всухую пропустили через стиральную машину, тянулись в сторону магазина. Старухи и пожилые женщины, у которых поумирали от пьянства мужья, а взрослые дети бросили их, подавшись в город.

Стрихнин… Дикость.

Несолидно веду себя. На машине бы подъехать, с участковым в мундире, с понятыми… Я шел с портфелем по деревенской улице, а информационный слушок бежал впереди меня. «К Вальке следователь топает».

Стрихнин… В зарубежных детективах цианистый калий бросали в бокал с шампанским, но в деревне не пьют шампанского. В моей же практике ничего изящнее клофелина не встречалось.

Оповещенная соседями, Висячина плечисто встретила меня на крыльце, но в комнату провела. За стол, покрытый клеенкой. Я достал бланк протокола обыска и спохватился - понятых не привел. Закон обязывает перед обыском спросить гражданина, не выдаст ли он добровольно - тогда и обыск не нужен.

- Гражданка Висячина, хранится ли у вас в доме стрихнин?

- Хранится, - мгновенно ответила она, сходила в чуланчик и поставила передо мной небольшую баночку.

От такой легкости я замешкался. Не только обыска не нужно, но, похоже, и разговора. На этой легкой волне я спросил почти весело:

- Значит, этим стрихнином мужа и отравили?

- Дурь сказали.

- А зачем в доме яд?

- Федька-то был охотником, зимой на волков ходил.

Предстояла длительная осада. Я убрал бланк протокола обыска и достал бланк протокола допроса. Висячина за моими манипуляциями следила настороженно, как больная за руками хирурга.

- Валентина Васильевна, вы же мне сами говорили, что вы ругались, пил он безбожно…

- А кто не ругается? И запойным он не был.

- Каким же был?

- Все-таки работал. А пил только по субботам и по воскресеньям.

Ей уже было жалко супруга. В таких случаях истины не жди - правда непроизвольно искажается. Моя задача ловить ее на противоречиях!

- Валентина Васильевна, вы сказали, что пил он по субботам и воскресеньям… Но выпил и умер он в четверг.

- Разве?

- Именно, вот документ. Посреди недели.

- Может, портвейн в магазин завезли?

- Нет, портвейн был всю неделю.

- Тогда не знаю.

- Он-то как выпивку объяснил?

- Никак. Поставил бутылку на стол, и все.

Она пьяницей его не считала. Дед Никифор мне объяснял: алкоголик не тот, кто пьет много, а тот, кто пьет часто.

- Валентина Васильевна, деньги на вино у него были?

- Сама удивляюсь, откуда у него деньги?

- Спросили?

- Спросила, зачем он взял «Сома в томате». Эти консервы уже два года в сельпо стоят.

- Он и консервы купил?

- Просроченные, горькие.

Мое подозрение повернуло на девяносто градусов. Отравился консервами? Но за два года от «Сома в томате» никто не пострадал. И в соме мог образоваться какой- нибудь ботулизм, а никак не стрихнин.

- Валентина Васильевна, итак, денег мужу не давали, ничего купить не просили?

- Да.

- Что-нибудь еще вспомните?

- Ага, полбуханки хлеба просила.

- Так, полная закуска.

Волосы прижаты легкой косынкой, отчего лицо кажется еще скуластее. Ни в этих скулах, ни в прищуренных глазах беспокойства нет - одна лишь настороженность. Я не вытерпел:

- Гражданка Висячина, знаете, в чем вас подозревают?

- Будто я Федьку отравила…

- Где узнали?

- Соседи говорят.

- И что?

- Да не верю я им.

- Почему же?

- Если бы меня в злодействе уличали, то вы культурно бы со мной не беседовали.

- Надо построже? - удивился я.

- Так привычнее.

Не парадокс ли? Обычно жалуются на грубость милиции, на незаконное задержание, на пристрастные допросы, на применение насилия… Гражданку Висячину не устраивала моя деликатность. Мои очки, тихий голос, обращение на «вы»… Оно и понятно: женщина привыкла к мужицким кулакам, матюгам и красной роже супруга. Меня взяла злость не на мужа, а не нее - на овечью покладистость женщины.

Я вздохнул, высоко поднял руку и со всей силой шарахнул ладонью по столешнице. Домик содрогнулся от выстрела, звякнула посуда на кухне, и за окном курица взметнулась на забор. Загорело-дубленая кожа на лице хозяйки не краснела - она побурела. Скорее голосом удивленным, чем испуганным, Висячина сдержанно спросила:

- Чего от меня-то надо?

- Валентина Васильевна, на вопросы так отвечаете, будто не в этом доме отравили человека и будто все произошло не на ваших глазах. В ваших ответах нет жизненной правды…

- Чего?

- Например, муж принес выпивку и продукты… В руках?

- Бутылка, наверное, в кармане.

- А консервы?

- Тоже.

- Ну, а полбуханки хлеба?

- Память стала дырявая… В рюкзаке все лежало.

- Рюкзак ваш?

- Вот и я стояла обалдевши… Рюкзак чужой и драный, как утильсырье. Федька вынул из него бутылку, хлеб и консервы. Ну, и сел ужинать.

- Спросили, откуда все?

- Сказал, что нашел у калитки.

- Он же бутылку не сразу выпил?

- Когда его повалило, я струхнула до обморока. И еду, и бутылку выбросила в речку Тихую.

- Ну, а рюкзак?

- Сожгла в огороде.