Теперь тщательно вытереться чудесным махровым полотенцем. Вначале руки, потом плечи, грудь… Самое опасное — бедра. Они предательски ждут прикосновения полотенца и молят, чтобы оно двигалось выше, выше… Словно вспоминают, как целовал их тот высокий сильный парень. А я, задыхаясь и теряя голову, кричала: «Люблю! Люблю!» Еще бы… Это было так романтично… Мне тогда еще и пятнадцати не было. Как Джульетте. Только-только целоваться научилась. Мой мальчик меня провожал, и я все ждала, когда же он начнет. А тут трое… Мальчик, мой милый мальчик попытался меня защитить. Но почти сразу упал. Я закричала. На крик прибежал этот, высокий и сильный. Тех троих он буквально разметал. Мы вместе отвели моего мальчика домой — он после этого неделю в больнице пролежал, — и наш спаситель проводил меня. Конечно, мы долго целовались у подъезда, а через пару дней Янис — именно так звали моего спасителя — позвал меня смотреть фильм для взрослых. У нас с мамой кингол-холла не было; естественно, я согласилась. Где-то на середине фильма Янис предложил мне поиграть в «попугайчики». Я наотрез отказалась. Тогда он начал целовать меня. Вначале губы, потом шею, грудь. Я даже не заметила, когда он расстегнул блузку. А Янис все повторял: «Ты смотри, смотри в окно… Там сейчас такой момент будет…» Я, как дура, и смотрела, пока не оказалась совсем голой. Как вот теперь…
Кажется, шаги. Это Дэв. Дверь в ванную приоткрыта. Не нужно, чтобы он видел меня в наряде Евы. Быстренько, сорочку. Не забыть распустить волосы. И разбросать их по плечам, вот так. И вот так. Ну что, хороша? Хороша. Можно выходить.
Дэв чем-то озабочен. Склонился над табулой и совсем не замечает меня. В изомере табулы — какая-то схема. Наверное, это наша «Деметра». Ну и пусть себе смотрит. А я сейчас нырну в прохладу простыней — и спать, спать… Каюта-люкс называется: только спаленка и гостиная, больше похожая на прихожую, да крохотный санузел с сидячей ванной. Но переселенцы, в третьем классе — они вообще в ужасных условиях живут. В одной комнатушке все вместе, и ванны нет. Зато — дешево, чтобы любая семья могла себе позволить. На Спутниках им будет хорошо. На всех рекламных плакатах нарисовано: молодая красивая женщина с двумя очаровательными малышами, на заднем плане, у входа в дом, — их мужественный отец. Над головами переселенцев — голубое небо с легкими пушистыми облаками, поверх которых надпись: «Мы наконец-то обрели свой дом!» Или: «Добро пожаловать к нам на Европу!» Интересно, как там у них на самом деле. Если они действительно так счастливы — может, и освобождать никого не надо? Пусть себе переселяются. Но Дэв говорит, что на Спутниках все совсем иначе. Это туда билет дешевый, а обратно… Формально он стоит столько же, но на самом деле все деньги переселенцев уходят на еду, поддержание в порядке Куполов да на особую одежду, обувь и мебель, с помощью которых компенсируется недостаточная сила тяжести. Никто не возвращается со Спутников не потому, что нет желающих, а потому, что никто не может. И работают они там — до десятого пота, по десять часов в сутки то есть. Как проклятые работают. Все-таки зря я усомнилась в Учении. Лучше никакой жизни, чем такая. Впрочем, скоро сама все увижу. Если только нас пустят в одно из поселений. Вроде бы, во избежание кривотолков, Космических Путешественников в поселения не пускают. Но это все слухи, а они редко подтверждаются. Вот и про экскурсию сколько болтали: захватывающе, неповторимо, великолепно! Но единственное, что было по-настоящему интересно, — это мое маленькое путешествие к пилотскому креслу. Дэв сам попросил: «Постарайся обратить на себя его внимание». Ну, я и обратила. Сам попросил, сам потом рассердился. Я же не виновата, что пилот оказался таким молодым и симпатичным. И потом, Дэв не сказал конкретно, как я должна «обратить», вот и пришлось импровизировать. А этот, второй, тоже ничего. Мускулы — прямо стальные. Интересно, понравилась я ему? Думаю, да. Наверное, скоро Дэв велит освободить его. Я уже не раз замечала: стоит мне на кого-нибудь взглянуть с интересом, как тут же оказывается, что это заблудший, единственный приемлемый выход для которого — освобождение. Освобождение — дело святое, но вначале я этого не понимала и очень жалела освобожденных. Дэв каждый раз сердился и заставлял повторять слова Учения. Но постепенно я привыкла и теперь даже радуюсь за тех, кого спасла. И этого, мускулистого, я освобожу с радостью.