Искатель. 2009. Выпуск №03

С этой поры совсем иначе стали протекать мои дни и ночи, которые ранее я посвящал ученым занятиям и досугам. Мои новые друзья — Николай Воила, Петр Трифиллий, Никифор Мусулакий, Арсафий Мономах и молодой Камулиан — были сыновьями видных сановников, людьми обеспеченными, и хотя некоторые из них и числились по тому или иному гражданскому ведомству, а иные, как проексим Воила, состояли в гвардейских тагмах, но на деле все свои обязанности перепоручили заместителям, сами же вели вполне праздный образ жизни.

Так, когда не было конных ристалищ, день до самого вечера они обыкновенно делили между посещением терм Зевксиппа или Ксенона (тех, что расположены возле дворца Девтерон), где умащали свои тела ароматными маслами и изысканными благовониями и нежились в горячих и теплых водах, и отдохновением в кабаках-фускариях, великое множество которых занимает портики в Антифоре, вокруг Форума Константина, ночью же уничтожали красоту душ своих в притонах продажных женщин.

В давнее время приснопамятный и мудрейший император Юстиниан Великий много сил отдавал богоугодному делу исправления нравов царственного града. Среди его замыслов был и такой, предназначенный для спасения загубленных душ: город в то время был наводнен множеством шлюх, словно мухи на мед слетающихся сюда из всех пределов ромейской державы. Император не пытался направить их на истинный путь словом — это племя глухо к спасительным увещеваниям — и не пробовал действовать грубой силой, дабы не вызвать обвинения в насилии, но, соорудив в самой столице, напротив Анапле, монастырь величины несказанной и красоты неописуемой, объявил указом всем женщинам, торгующим своими прелестями, следующее: если кто из них последует туда и, сменив одежды разврата на монашеское платье, изменит также и нрав свой в пользу добродетели, тем не придется страшиться нищеты и скудости. Обитель эту император Юстиниан основал совместно с супругой своей, августой Феодорой (в делах благочестия они всегда действовали сообща), и наименовал «монастырем Раскаяния» — Метаноей. Говорят, что огромное число обитательниц чердаков откликнулось на призыв державной четы и чудесным образом обратилось из сосудов похоти в юное Христово воинство.

Что же мы видим ныне? К чему привели все благие начинания? По-прежнему богохранимый наш город, осененный омофором самой Пречистой Богородицы, служит столицей и для демона блуда. Продажных женщин не только не стало менее, но словно и прибавилось; и если ранее притоны этих распутниц ютились в темных переулках и подворотнях, то теперь самый Форум Константина осквернен сими домами разврата, для жительства гетер отданы целые кварталы, главнейший из которых украшен бронзовым истуканом Афродиты! Уже не только чердаки, но и великолепные портики вокруг Анемодулия и половина жилищ в Кифи стали прибежищем блудниц!

Как бы то ни было, в то время я был совершенно пленен Григорием Камулианом и его друзьями и вполне отдался новому для меня образу жизни, почти весь свой досуг без остатка посвящая служению тем же кумирам.

Однако пора мне, закончив с необходимым вступлением, приступить непосредственно к рассказу о том, что произошло со мной сорок лет назад и как безбожная эллинская философия и губительные пороки едва не увлекли меня туда, где тернии, и ехидны, и василиски, и гады ползучие…»

Глава 3 ПЕРВЫЙ ЛЯПСУС

«Заутра день взойдет во мгле;

Подымутся стенанья;

Увидят труп твой на столе,

Недвижный, без дыханья».

В. А. Жуковский

— Ну, что скажешь? — спросил профессор Костромиров, отрывая взгляд от ветхих страниц древнего манускрипта.

Начавший уже было совсем задремывать Хватко поспешно выкатил глаза и, энергично потерев обеими руками лысину, заявил:

— Да-а… я тебе скажу… да-а… внушает, ядрен-матрен!.. Но кто мог тебе сделать столь дорогой подарок? Относительно адресата имеешь какие-нибудь соображения?

— Абсолютно никаких! — развел руками ученый. — Если бы кто хотел, чтобы я оценил подлинность этого документа, к чему анонимность? Если же это презент, зачем опять же даритель скрыл свое имя?

— Ситуация загадочная, — подтвердил Вадим Вадимович.

— Да еще повествование обрывается, зараза, на самом интересном месте!

— Эт-то точно, — согласился следователь, с трудом подавляя зевоту. — Однако что ж?.. Засиделся я у тебя, пора й честь знать.

— Кофею на дорожку? Или на посошок?

— Кофейку, кофейку, — замахал Вадим руками, — а то еще в метро усну. Как в прошлый раз.

— Нет, уж ты сегодня лучше на такси.

— И то верно. Но все равно, давай завари мне чашечку, да покрепче. Завтра на работу, а головной боли, чувствую, не избежать… А все ты: «Еще рюмочку, еще по глоточку».

— Окстись! — возмутился профессор. — Чья бы корова мычала.

— Ты, ты! И даже не спорь. Во всем ваш брат, рефлексирующий интеллигент, виноват.