Искатель. 2009. Выпуск №05

Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь.

— Алекс? Ну, точно! Лешка, привет! Какими судьбами?

— Живу в бабушкиной квартире.

— Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь?

— Учусь, холост. А ты?

— Была, за папуасом. Представляешь, поехала, дура, к нему в Черномордию, ну в Африку, — людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась, благо гражданство не поменяла.

— Жанка, — я был рад встрече и ласково потрепал ее по щеке.

— Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись…

— Студенты, значит, не в моде?

— За тебя, наверное, пошла бы — у тебя предки богатые.

— Разошлись они.

— Бывает. Играешь? — Жанка царапнула струны ногтем. — Приползай вечером в коробку — потусуемся.

У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал, неплохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала помадный след по щеке:

— Пока.

Я посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня — после Адмиральского часа укатил на тренировку.

— Алекс вернулся, — представила меня Жанка кучке молодых людей от пятнадцати до двадцати лет, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку.

Я не увидел знакомых лиц — мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста — один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка — КТОФ. Я кивнул на них Жанке и, получив высочайшее позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределенно, моряк кивнул ободряюще.

— Билли, как дела?

— Пытаюсь создать математическую модель человека.

— Думаешь, это возможно? А для чего?

— Чтобы понять, чем он дышит, о чем думает, чего хочет.

— Я тебе и так скажу — дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.

— Умно.

— Ну, трудись-трудись.

Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки — она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое.

— Ты, чувак, зачастил. Если хочешь прописаться — проставлялся.

Ни тон, ни тема их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлекся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие — люди авторитетные.

— Ты кто?

— Сорока.

— Где хвост оставил?

— Шутник? Сейчас очки пропишу — увидишь.

Очки, в смысле, затемненные — «фонари» скрывать.

— Кто был бы против — я никогда. Сейчас вернусь.

Мамину гитару некому доверить, понес домой.

— Не вернешься — не обидимся, чувак.

Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще — предстоящие «танцы» обещали быть пыльными. Кинул взгляд на компьютер — мое детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а это человечество собралось меня бить.

Включил освещение коробки и вышел в ее центр. Похрустел шейными позвонками, пощелкал ключицами, разминаясь.

— Ну, смелее, смелее. Где тут известный окулист?

Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждет. Ну, будет цирк.

Бить я их не бил — злости еще не было. Ловил на контрприем и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом.

— Убери — ручонку сломаю, — предупредил я.

Он не послушался, а я не сдержал слово — поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чем не повинный заборчик. Затих почему-то. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко.

— Чего глазеете? А ну-ка гурьбой, — Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков.

— Смелее, смелее, — подбадривал и я.

Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их наземь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали и визжали — я думаю, от восторга. Вдруг знакомый и любимый голос, легкий плеск ладошек:

— Браво-брависсимо! Ты еще в детский сад не забудь заглянуть.

Мама! Мамочка! Здесь? Приехала!

Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства — у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание — это для девиц, — перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понес домой. Она:

— Рюкзак, рюкзак — там все сокровища!

Прихватил и рюкзак.

Мы пили чай.

— Колотун-бабай теперь в Якутии.

— Это в августе-то?

— Представляешь, утром все бело от инея. Солнце встанет — роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся — в палатке даже в спальном мешке не улежишь. Попростывали все и решили свернуться. Смотри, что привезла…

Среди прочих якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силен в каратах — стекляшка в полногтя мизинца.

— Место запомнила? На следующий год рванем вдвоем, на-роем-намоем, богатенькими будем.

Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у нее, и лоб, и щеки, и даже шея в красных пятнах. На руках — о ужас! — цыпки.