Искатель. 2009. Выпуск №08

Побеседовать с Рафаэлем Ивлев хотел и по другим причинам. Нападение на Гуся хотя и ничего в стратегическом плане не меняло (если бы тот был убит, на его место пришел бы другой), но все же существенно замедляло ход событий. У Ивлева было подозрение, что в нападении на Гузькова и на этот раз замешан Сафаров, и он хотел предостеречь парня от подобных «военных действий».

Встреча намечалась в кафе.

Рафаэль сидел за столиком и ожидал Ивлева. Настроение у него было далеко не солнечное. Анна хотя и пришла в сознание, но находилась в тяжелом состоянии и не понимала, что ей говорят, да и сама говорить не могла. По словам врачей, такое состояние может длиться довольно долго, и делать прогнозы они не берутся.

Вопреки ожиданиям Сафарова, Елена Станиславовна никаких репрессивных мер к нему применять не стала (по крайней мере, пока). И даже не заводила об этом разговор. Рафаэль также ходил на работу и старался выполнять свои обязанности.

Впрочем, это вполне объяснимо. Семкина сейчас была слишком занята Артемом и его адвокатом, не до Сафарова.

Подошел Ивлев:

— Ну, здорово, Рэмбо!

— Добрый вечер, Леонид Павлович!

— Слушай, Рафаэль, у меня к тебе серьезный разговор!

— Неужто серьезный? — сыронизировал Сафаров.

— Послушай! Мы знаем, что у тебя планируется встреча с Во-ротовым. Эта встреча и для нас, и для тебя очень важна. Возможно, после этой встречи мы сможем решить все проблемы. И вы — свои финансовые, и мы — свои ведомственные. Здесь важно правильно себя вести.

— М-да, — промычал Рафаэль. — Я, конечно, предполагал, что наши доблестные органы не дремлют, но вы превзошли все мои ожидания! Такого пристального внимания к своей скромной персоне я не ожидал!

— Вот если бы твоя персона еще и послушать соблаговолила!..

— Да-да, Леонид Павлович, я слушаю.

— Так вот. С тем, что тебе будет предлагать Воротов, нужно согласиться… Ну а я, в свою очередь, обещаю посодействовать в решении финансовых проблем вашей фирмы!

— Вашими бы устами да мед пить!.. Вы в курсе и моих финансовых проблем?

— Не волнуйся, уверяю тебя, твои проблемы с «Мебельной епархией» и, соответственно, с «Эвансом» можно решить гораздо быстрее и проще, чем ты думаешь. Деньги вернутся «Эвансу».

— Ну, если так, я согласен.

Леонид Павлович осторожно попросил Рафаэля заменить телефон, объяснит почему. Тот согласился.

Ивлев сработал вовремя: прослушка разговоров Воротова была установлена буквально за несколько часов до очень важного разговора в больнице Гузькова и Воротова.

Последний навестил выздоравливающего «коллегу».

Гузькову повезло. Выкарабкался, хотя с таким ранением запросто можно было и крякнуть в любой момент.

Гусь чувствовал страх. Страх, в котором ты со смертью один на один, без посредников. Впрочем, посредники были — врачи. И они хорошо сделали свое дело. Операция была сложная, но ее выполнили профессионально и качественно: пациент остался жить.

За это хирург тут же получил «жигуль» последней модели, других медработников «Епархия» тоже не забыла.

Теперь оставалось лежать, ждать и молиться Богу — благодарить за жизнь и просить выздоровления. И Гузьков молился так, как никогда в своей грешной жизни.

Дело осложнялось тем, что Гузьков не знал молитв. Хотя нет, одну знал: «Господи, помоги!» Но это его не смущало. Во-первых, он и сам может молитву придумать, а во-вторых, теперь он точно знал, что Бог на его стороне: оставил ему жизнь!

И Гузьков обещал Всевышнему, что отдаст ему, в смысле какому-нибудь храму, десятую часть того, что заработал за последнее время. А это, за вычетом того, что полагается братве, несколько сотен штук зеленых… Господь должен остаться довольным, в этом Гусь был уверен: такие бабки на дороге не валяются!

…Беседу с Богом прервал Воротов.

Попросил глуповатого, но верного и энергичного телохранителя по прозвищу Плешь (так его называли за лысую с юности башку) покинуть реанимационную палату, где ему было разрешено находиться неофициально в виде большого исключения.

Тот вопросительно посмотрел на шефа. Раненый Гусь ему доверял. К тому же, когда находишься на границе жизни и смерти, многие вещи кажутся пустяками. Поморщившись, прохрипел-просипел (говорить мог, но боялся, а вдруг сердечко екнет, да с летальным исходом!):

— Ничего, Плешь, оставайся.

Плешь отошел к прозрачной стеклянной двери, прислонился к ней спиной.

Сан Саныч неодобрительно покачал головой, потом подошел к больничной койке, присел. Пошевелил мясистыми губами, потом «тактично» поинтересовался:

— Ну что, Гусь, поживешь ещё?

— А ты что, не ожидал?.. Пришел-то чего?

— Как это «чего»! Твоим «добром» заручиться!

— Ну, говори!

— Звонил шефулька, сказал, что надо передать бабло Бизону.

— Согласен! Давно пора было. Задерживали проплату, вот меня Бог и наказал!

— Чтобы не засвечиваться, да и наших не информировать (утечка информации о бабках нам ни к чему), я предлагаю в операции задействовать Татарина. После передачи бабок его нужно замочить.

— Жалко Татарина, прикормленный… Столько в него вбухали! Впрочем, вполне разумно. Так, насчет суммы… сделаешь три лимона «евриков» мелкими купюрами.

— Понял, без вопросов!