Искатель. 2009. Выпуск №09

Как раздражали теперь, как бесили Андрея излюбленные герои авторов низкопробных поделок, все эти отважные «афганцы» и «чеченцы». Картонные, плоские. Они возвращались в родной город и становились «черными ангелами», вершащими суд скорый и праведный над всякой нечистью. Ни страха, ни малейших сомнений в своей правоте «ангелы» не испытывали и своей «отмороженностью» мало отличались от тех, кого пачками и с удивительной изобретательностью отправляли на тот свет.

Бессмертные и всесильные, закаленные в горниле войны… Вранье! Андрей был на войне и знал, что это такое. Он стрелял, надеясь, что враг не успеет выстрелить первым. Он убивал, чтобы не быть убитым. И только. Сама по себе война ничему не учит, разве что искусству выживать. Но Андрей знал еще одну вещь: с инстинктом самосохранения может справиться и побороть его только чувство мести. Хотя и при этом остаются искушение не делать того, что должно, и ужас перед будущим, призывающий спрятаться в норку и не высовываться оттуда.

Тогда, на причале, Кудря ему все доступно объяснил. Настолько, что, не подозревая о том, лишил его выбора. Это Божедомов может считать, что выбор есть всегда, на самом деле это не так. Выбора у него не было.

Логово Кудри он нашел без труда. Хотя какое же это логово, место по определению тайное, укрытое от чужих глаз? Особнячок в два этажа! С номером у железных ворот, почтовым ящиком на калитке. Такая вот симпатичная усадебка. Правда, с видеокамерами по периметру и коваными зубьями поверх глухого кирпичного забора.

Приватность свою Николай Евгеньевич Кудреватых защищал, но прятаться не собирался — ни от органов, ни тем более от прессы, чьи представители были частыми гостями в его хоромах. Человеком он был крутым, острым на язык, к политике всех масштабов, особенно городского, отношение имеющим самое непосредственное. Многих подкармливал… Короче, интересный собеседник. А неявная, но общеизвестная принадлежность Кудри к миру криминала делала его еще привлекательнее.

Андрей влез в интернет и уже через пять минут знал: где Кудря живет — в Комарово, недалеко от Дома творчества литераторов; что он ест на завтрак — глазунью; чем запивает — чифиром по старой тюремной привычке; где более всего любит проводить часы вечернего досуга — на катере, ошвартованном тут же, у личного причала, рядом с рубленной топором банькой.

Какого-то конкретного плана, взвешенного в деталях и обеспеченного технически, у Андрея не было. В Комарово он поехал, полагаясь на удачу, отчего-то уверенный, что та не откажет ему в содействии. Должна же быть справедливость на свете!

Как похоронил Сашку, так и поехал.

На причале, рядом с телом друга, Андрей провел часа три. Кто-то вызвал «скорую». Кто-то из медиков вызвал милицию. Кто-то из появившихся на пирсе яхтсменов сам вызвался, нырнул, привязал к коляске веревку, и ее вытащили из воды.

Ему тем временем задавали вопросы. Андрей отвечал: «Нет, не видел… Не слышал… Не успел…»

Полосы, которыми были связаны руки Сашки, лежали у него в кармане. Следов на запястьях не осталось. На след от удара на шее внимания никто не обратил. Да и что приглядываться, когда дело ясное — несчастный случай.

Все закончилось так, как закончилось бы и в том случае, если бы Андрей не отмалчивался и не врал. Только быстрее. Потому что нет у него ничего против Кудри, кроме слов. И он лицо заинтересованное, его показаниям грош цена.

Андрей сразу понял, хотя соображал туго, смутно, что не прижать милиции Кудрю с такими шаткими обвинениями — без доказательств, без свидетелей. Опера и пытаться не станут, а если осмелятся, то под конец еще и извинятся, что побеспокоили, дескать, навет это был, как есть навет. Поэтому он сразу решил милицию сюда не приплетать, между собой и Кудрей не ставить. Без посредников обойдемся. Это будет его дело! Он сам — и прокурор, и судья, и палач. Но не адвокат.

Сашку положили на носилки и увезли в морг. Андрей поехал со «скорой». Брать его не хотели, но он настоял.

Патологоанатома, мужика с обезьяньими руками и одутловатым от пьянства лицом, ближе к вечеру вышедшего из прозекторской, Андрей спросил:

— Он сильно мучился?

Трупных дел мастер вытер руки о халат и сказал, дыхнув застарелым перегаром:

— А ты кто ему?

— Друг. Был другом.

— А родственники у него есть?

— Нет. Никого у него нет. Кроме меня.

— Так что же, ты тело забирать будешь?

— Я.

— Мы его подукрасить можем. Как живой будет выглядеть.

— Не нужно.

— Дорого не возьмем.

— Не нужно.

Патологоанатом огорчился, снова обтер ладони о халат:

— Зря. Лежал бы как младенчик… Ты вот спрашиваешь, мучился покойный или не слишком. Сколько работаю, столько диву даюсь: всех это интересует! Тебе от этого что, спокойнее будет? Спать будешь крепко?

Андрей не ответил, мрачнея, собирая пальцы в кулаки.

— Ладно, ладно, — предупредительно поднял руки патологоанатом. — Мне говорили, ты его спасти пытался.

— Не успел.

— И не мог успеть. Пустые у него легкие, я смотрел, я знаю. Он еще до того умер, как в воду попал. Сердце не выдержало, больное у него было сердце. У паралитиков это сплошь и рядом. Знал об этом?