Искатель. 2009. Выпуск №12

— Хорошо, ваша честь. Дело в том, что, как я уже говорил, Линдон практически не реагирует на окружающее, и общаться с ним могут только три человека, на которых он хоть как-то обращает внимание. Это медсестра миссис Болтон, палатный врач доктор Мэлрой и ваш покорный слуга. Обычно кто-нибудь из нас — чаще сестра Болтон и доктор Мэлрой, поскольку у меня много обязанностей вне больницы, — ежедневно проводит с Линдоном два-три часа, выслушивая его и пытаясь наладить контакт. Мальчик погружен в себя, его чрезвычайно занимают числа и оттенки цветов, он, к примеру, может называть подряд простые числа, причем без запинки, начиная с ка-кого-нибудь числа, скажем, пятизначного, и продолжая в течение неопределенного времени… в общем, пока его внимание по какой-то причине не переместится, скажем, на солнечный луч, и тогда он называет цвета, переходя от коротких волн к длинным. Кстати, простые числа он может называть и не подряд, а пропуская какое-то количество, может называть в обратном порядке…

— Очень интересно, — саркастически произнес помощник прокурора, демонстративно пожав плечами и сложив руки на животе. Виталий, понявший уже, о чем, скорее всего, собирался рассказать Баккенбауэр, хотел сейчас лишь одного: чтобы профессора не прервали дежурной остротой или нелепым заявлением, способным вывести врача из себя. Бросив взгляд в зал, Виталий не увидел ни миссис Болтон, ни Ланде — возможно, они пересели — дальше пятого-шестого ряда лица казались Виталию неразличимыми, масками.

— …Иногда, — говорил тем временем Баккенбауэр, — Линдон начинает произносить слова, причем не всегда английские, часто это набор звуков, но есть и английские тексты, непонятные, но обладающие для Линдона смыслом. Мы с сестрой Болтон пытаемся найти систему…

— В среду, девятого… — произнес судья, посмотрев на часы. Отведенные профессору десять минут миновали, но к сути дела Баккенбауэр, похоже, не приблизился.

— Что? — нахмурился он. — Да, в среду… В половине девятого я начал работать с Линдоном: произносил произвольным образом слова и числа и отслеживал реакцию мальчика. Он с утра был немного возбужден, произносил довольно много слов, но понять смысл было практически невозможно. Ближе к девяти Линдон неожиданно замолчал, к чему-то прислушиваясь. Палата звукоизолирована, слышно на самом деле было только наше дыхание. «В чем дело, Линдон?» — спросил я, не надеясь, конечно, на вразумительный ответ. «Она решила уйти», — сказал Линдон. «Кто?» — быстро спросил я, поскольку внятные словесные структуры мальчик произносил чрезвычайно редко. «Она уходит», — сказал Линдон. И после небольшой паузы: «Я не хочу, чтобы ты уходила». Пауза — секунд десять — и дальше: «Мне будет совсем одиноко». В этот момент я сообразил, что происходит нечто экстраординарное, и включил запись — обычно мы пользуемся магнитофоном, когда Линдон выдает длинные последовательности чисел — чтобы проанализировать потом их смысл.

— Вы так хорошо знаете математику? — с уважением спросил Спенсер. Виталию показалось, что адвоката не интересовало, знает ли математику профессор, смысл вопроса был в другом.,

— Нет, конечно, — улыбнулся Баккенбауэр. — Нам помогает доктор Мартин Рислер, он работает в университете, специалист по теории чисел. Если суду понадобятся его показания…

— В этом нет необходимости, — заявил адвокат. — Итак, вы включили магнитофон. Возможно, вы принесли пленку с собой и позволите высокому суду прослушать запись?

«В кустах я вижу рояль, сейчас я вам на нем сыграю…» Конечно, все у Спенсера было с Баккенбауэром оговорено, но когда, черт возьми, адвокат успел и с Ланде связаться, и с профессором обсудить детали? А он-то считал, что Спенсер все выходные гулял, пустив дело на самотек.

— Конечно. — Баккенбауэр извлек из кармана компакт-кассету и протянул секретарю суда. Тот повертел кассету в руках, не зная, что с ней делать, — в зале наверняка была нужная для прослушивания аппаратура, но, поскольку никто не предупреждал, что аппаратура понадобится, ее и не включали.

— Пожалуйста, мистер Беллоу, — адвокат достал из кейса дешевый магнитофон — долларов двадцать, устаревшая модель, таких сейчас, наверно, и не выпускают, у всех проигрыватели mp3, кто же таскает с собой такое старье?

— Предъявленная свидетелем кассета не может быть принята судом в качестве вещественного доказательства, — заявил Макинтош, с легкой улыбкой глядя, как Баккенбауэр вставляет кассету в. магнитофон и нажимает клавишу воспроизведения.

— Безусловно, — подтвердил судья, но не помешал профессору начать прослушивание.

Звук не был громким, но в зале наступила такая тишина, что слышно было чье-то тяжелое дыхание в последних рядах, а из магнитофона выплыл высокий — детский? женский? — голос:

«…Одиноко, одиноко, одиноко».

«О чем ты, Линдон?» — это сказал Баккенбауэр.

«Одиноко… Я помогу, но это плохо, плохо, мне будет плохо без тебя, я помогу, но мне будет плохо, возьми меня с собой, возьми с собой, меня, меня, помогу, возьми, помогу…»

«Линдон…»

«Я хочу с тобой, с тобой, нет, нет, нет, нет… Хорошо, хорошо. Да. Вместе. Да. Да».